Факел
Шрифт:
– Сашка, смотри! – заорал вдруг Вельяминов, указывая рукой в соседний зал.
Морозов выглянул и побледнел: через залы к ним неумолимо приближалась металлическая стена в рост человека, из отверстия в центре изливалась струя огня, вспухало и гасло огненное облако.
– А-а-а-а! – закричал кто-то дико и страшно. Славка, с черным лицом ворвался в зал, расшвырял ребят, стоящих у девятого входа и влетел внутрь.
– Ооо-го-нь! Огонь! А-а-а! – закричал он, и понесся по подземному ходу, факелы, горевшие ровно, заметались на древках.
– Огнеметы! –
Морозов с тоской взглянул на вход под номером семь и махнул в другую сторону.
"Огнеметы… загнали… нас… помощь… по красной ракете. М…"
Он вошел последним, ощутив жар на плечах и спине. Вставшая на место плита, отсекла его от бушевавшего огня.
Испуганные ребята вопросительно смотрели на командира.
Морозов вынул из гнезда в стене факел. Это была легкая металлическая трубка с форсункой на конце, вероятно, с газом.
Подсвечивая факелом, Морозов осмотрел плиту. Никаких пазов, зазоров, выглядит, как сплошная стена из черного гладкого камня, подумал он. И, конечно, никаких номеров… здесь был только вход.
Это поняли и ребята, и понуро пошли вперед.
Идти было недолго и вот он – большой зал с высоким потолком, стенами из такого же камня и факелами по периметру. Горизонтальный пол, от середины зала понижался, и к одной из стен был уже приличный косогор. В этой стене был широкий и высокий проем, за ним – горизонтальная площадка, которая круто обрывалась в бассейн со спокойной, черной водой. Слева, от проема, уткнувшись радиатором в стену, на спущенных скатах стоял темно-зеленый грузовик. Дверца кабины была распахнута, задний борт откинут, в кузове громоздились ящики. Из кабины слышались громкие рыдания.
Плавчий залез в кузов и открыл один из ящиков.
– Автоматы здесь, в смазке и больше ничего, – сказал он.
– Надо их вывалить в кузов, а на ящиках можно будет сидеть, – ответил Морозов, снимая шлем и беря подмышку. – Может, и борта удастся снять…
Он подошел к кабине и позвал:
– Слава! Вылезай! Давай, посмотрим, что у тебя…
Рыдания сменились проклятиями, но Славка вылез.
Подталкивая его в спину, Морозов довел Петрова до одного из ящиков и усадил.
Вид у Славки был неважный: лицо обожжено, сгорели ресницы, брови и часть волос на макушке и висках, но глаза были целы. Рубашка и бронежилет спеклись в одно целое и прилипли к телу.
Ребята смотрели на него с ужасом и жалостью.
– Может, снять с него все это, – предложил Вельяминов. – Каждое движение ведь вызывает боль.
– Будем отрывать – получим открытые раны, – возразил командир. – А чем смазать перед перевязкой?
Вельяминов кивнул на грузовик.
– С ума сошел! – воскликнул Морозов. – Начнется нагноение. Будем делать водяные компрессы. Ремни к автоматам в грузовике есть?
– Да, – ответил Плавчий. – Сейчас принесу.
Он обыскал машину и под сиденьем нашел каску. Долго возился, прилаживая ремень, но, наконец, зачерпнул воды.
Морозов
Плавчий и Котов обмакивали материю в воду и осторожно протирали Славке лицо.
Ребята смотрели на Морозова, и у всех был один вопрос: "Что с нами теперь будет?"
– Я успел спецназу сообщить, об огнеметах и про входы, как они открываются. Помощь придет, ребята!
– Я еще в Новосибирске сказал Васильеву, что искать янтарную карету в Кенигсберге – верх глупости, – негромко сказал Морозов. – Ну и что, если Кенигсберг возник в тринадцатом веке – подумаешь, какая древность! Есть города и постарше…
– Что ты там бормочешь, Морозов? – воскликнул Вельяминов. – Какая еще карета?
– Это главная часть нашего задания, а поиск военной техники – это так, для всех остальных…
– Сейчас врать будет! – предупредил Пашка. – Не верьте ему, ребята!
– Здесь целый лабиринт ходов, и некоторые из них попадают в аномальную зону с отрицательной энергией. Длительное нахождение в этой зоне опасно для людей, – сказал Морозов. – Надеюсь, это ты не будешь оспаривать?
– Может быть, – ответил Вельяминов.
Ребята слушали рассеянно. Славка перестал стонать, и только шипел от боли.
– Наши начальники, – продолжил Морозов, – узнали, что в этих ходах спрятана карета из янтаря. Она, конечно, разобрана на детали и уложена в специальные сундуки. Поиск ее велся сотни лет, именно в России, но… кажется, она находится здесь, в Кенигсберге.
Пашка ухмыльнулся.
А что я должен им рассказывать? – подумал Морозов. Как Васильев, под страхом смерти моих родственников гонит меня в ходы? И я должен найти там что-то, что они и сами не знают, как выглядит? Мол, тащи все подряд, здесь разберемся! И ребят я должен туда вести, проверять, может, и они могут каштаны из огня таскать… для Васильева…
– Свои сомнения я высказал сразу – в каких-то норах и ходах, в другом государстве искать какие-то сокровища. Мое дело – нанесение реагентов на бетон.
– Будет тебе там железобетон! – ответили они. – Большая работа! Но, понимаешь, какая штука – местные юнцы обнаружили военный склад оружия двадцатого века и научились метко стрелять из винтовок и пулеметов. Не позволят они бетон разлагать, да и в ходы подземные вас не пропустят. Мы вас вооружим, потренируетесь и приедете порядок здесь наводить.
Вельяминов хмыкнул.
– Убивать их нельзя – не понимают они, что творят! Вы их будете выводить из строя катапультой, пращами и арбалетами. Если совсем будет плохо – будете стрелять из пистолетов, но по суставам.
– Я спросил, почему такое странное распоряжение? Фактически давать себя убить. Васильев ответил, что один из мальчишек вынес на поверхность янтарную пластинку, на которой было вырезано изображение кареты. Мальчишка тот умер, потому что далеко залез в ходы, сильно его энергией той облучило – и вот вы начнете по ним стрелять, а они, наверняка, еще что-то знают…