Факир
Шрифт:
Любители народной индусской поэзии положили на ноты и записали слова некоторых походных песен с ответами, настолько жалобных, насколько и иронических. Импровизация ниджигулских гамалов достаточно оригинальна и смело может занять место среди собраний подобного рода.
– Что мы несем? – спрашивал запевала, – не колибри ли?
Хор отвечал:
– Нет, нет, это не колибри!
– Может быть, это легче колибри?
– Нет, нет, не легче колибри!
– Не тяжелый ли это слон?
– Да, да это тяжелый слон!
– Братья, бросим его.
– А разве ты не видишь длинной
– Я вижу ее.
– И мы видим ее.
– Осторожней! Наша спина пострадает от нее.
– Потрудимся, потрудимся!
С последним куплетом этой маленькой поэмы, которая в стихах звучала, натурально, красивее, гамалы подошли к самому порогу бенгало. По знаку музалши они остановились и опустили на землю паланкины, из которых вышли три человека, три европейца, – двое мужчин и одна молодая девушка.Тотчас же около вновь прибывших образовался тесный круг. Каждому хотелось взглянуть на путешественников, не побоявшихся отправиться в дорогу в самый убийственный час дня, да еще когда на горизонте собирались грозовые тучи. Это были, по всей вероятности, знатные и богатые люди, если могли склонить необходимое число гамалов отправиться вместе с ними в дорогу при самых неблагоприятных условиях. Но метис Кабир живо растолкал любопытных, стоявших у него на дороге, и с почтительным поклоном подошел к приезжим.
– Ваша милось, без сомнения, устали, – сказал он превосходным английским языком, – и здесь вы найдете все необходимое: для отдыха. и для того, чтобы подкрепить свои силы.
– Спасибо, любезный, – ответил более пожилой европеец, входя на веранду. – Будьте добры, проводите нас в наши комнаты, где бы мы могли принять ванну из свежей воды и отдохнуть несколько часов, прежде чем отправимся дальше.
– Сэр отправляется сегодня вечером?
– Мне хотелось бы заменить гамалов, прежде, чем продолжать наш путь, – сказал европеец.
– Нет, – ответил китмудгар, – в Ниджигуле нет гамалов, потому что белые в это время года сюда никогда не заглядывают. Но у меня на конюшне стоят два превосходных зебу, которых я могу запрячь в тележку и отвезти саибов, куда им угодно.
– Хорошо, мы поговорим еще об этом, когда достаточно отдохнем.
Трое путешественников, которых китмудгар поспешил проводить в самые лучшие комнаты своего бенгало, и которых читатель уже отгадал, – были не кто иные, как мистер Токсон, мисс Дебора и Пензоне.
Мы их оставили в тот момент, когда они, очутившись опять вместе по воле судеб, ударились своей шлюпкой о каменистый и пустынный берег Ирландии.
Лодка разбилась о скалы. К счастью, они все трое были превосходные пловцы и поэтому вплавь добрались до земли, а затем уже не трудно было дойти до рыбацкой деревушки, где нашли бы поистине заслуженный отдых, если бы мистер Токсон не захотел немедленно возвратиться к месту крушения лодки, чтобы спасти драгоценный лаковый ящик. Прибавим только, чтобы долго не распространяться, что деньги делают все.
Мистер Токсон оставался глух, к предостережениям Провидения и по-прежнему упорствовал в принятом решении. Ни на что не обращая внимания, он стремился к своей цели, желая научиться искусству факиров в достижении такого
Как только мистер Токсон спас свой ящик, он поспешил на ближайшую железнодорожную станцию. Наши путешественники остановились только в Лондоне, где и пробыли почти целый месяц для того, чтобы восстановить здоровье мисс Деборы, которая, вполне естественно, была сильно потрясена пережитыми событиями.
Сначала Пензоне хотел довести до сведения британской полиции о драме, разыгравшейся на борту «Лаконии», но мистер Токсон строго приказал ему молчать, опасаясь, чтобы какое-нибудь подозрение со стороны властей не помешало ему выполнить задуманный проект.
Известность, которой пользовался Токсон, как знаменитый изобретатель Старого и Нового Света, открыла ему у лондонских банкиров неограниченный кредит, благодаря которому он мог продолжать свой путь.
От Лондона до Кале, от Кале до Марселя, от Марселя до Пондишери, от Пондишери до Бангалура наши путешественники, со своим знаменитым лаковым ящиком, Только и делали, что прыгали из вагона на пароход и с парохода в вагон.
Но в Бангалуре, где кончалась линия железной дороги, нужно было прибегнуть к иному способу передвижения, самому примитивному, и добраться до Ниджигула на тележке, запряженной зебу, или на людях, что и избрал мистер Токсон, когда ему сказали, что гамалы бегут несравненно быстрее зебу. По индусским преданиям зебу считают священным животным и возница, чтобы не лишиться вечного блаженства в загробной жизни, ни за что не согласится прибегнуть к
бичу. Поэтому-то наши путешественники наняли три паланкина, благодаря чему мистер Токсон вовремя прибыл в Ниджигул, чтобы ночью присутствовать на празднике богини Кали.
В своих комнатах путешественники бросились в постель, чтобы хоть немного отдохнуть. Впрочем, я ошибаюсь: один из них и не коснулся заманчивого ложа – это был Пензоне. К несчастью, молодой человек со времени прибытия в Индию, находил сон только в… лаковом ящике, который поэтому на каждой остановке помещался в его комнате.
Однажды, узнав об этой странной привычке, мисс Дебора смеялась над кузеном.
– Что хотите, кузина, – говорил Пензоне, смеясь в свою очередь, – только в нем я и могу хорошо спать, потому что в его крышке отверстия, сделанные для притока воздуха, затянуты кисеей, и лежа в ящике, я насмехаюсь над москитами.
Потом, когда мистер Токсон вышел, улыбнувшись из комнаты, Пензоне тихо прибавил:
– Вы должны понять, Дебби, что я постоянно опасаюсь, чтобы, проснувшись в одно прекрасное утро, мы не узнали об отъезде вашего любезного папаши. Ложась же спать в ящик, я уверен, что вследствие этого он не уедет, не предупредив нас, потому что, – вы знаете сами, – он не захочет прибыть в Гондапур без своего драгоценного ящика.
Так и в Ниджигуле, верный более чем когда-нибудь своим привычкам, добрый малый не хотел отдыхать на другом ложе, как только в узкой лаборатории для сверхъестественных опытов факиров.