Фактор внешности

О'Брайен Гленн

Мы оба рассмеялись.

— Я не вижу ничего серьезного в словах «отдых» и «реабилитация», когда речь идет о модельном бизнесе. Здесь люди не напрягаются настолько, чтобы потерять здоровье или квалификацию. Да и есть ли у них вообще какая-то квалификация? А если нет, то что они могут потерять? Хотел бы я думать, что я квалифицированный специалист.

Я не сразу нашелся что ответить.

— Не волнуйся, не бери в голову. К тебе это не относится, я просто разглагольствую в свое удовольствие. Могу сообщить только одно: Сьюзан — это кремень,

а не женщина, она прекрасно знает, что надо делать. И нашла прекрасный предлог на время снять с себя ответственность — удалилась отдохнуть. Отпуск для модели не означает конец карьеры, она может вернуться, если хочет. И часто добивается даже большего успеха, чем ранее.

Роман достал еще одну сигарету и прикурил ее от предыдущей.

— Она отлично владеет техникой поведения в бизнесе и хорошо знает, кто станет больше всего сожалеть о ее отсутствии. Я не имею в виду, что все это проделано ради того, чтобы заставить Данте добиваться ее возвращения, но, возможно, все это тонко рассчитано ею с Роттвейлер или с Данте вместе.

Я так растерялся, что если бы курил, попросил бы у него сигарету.

— Хочешь сказать, Казанова мог сам настаивать на том, чтобы Сьюзан вернулась к Роттвейлер? Они сговорились?

— Не все так просто, — Роман выпустил клуб дыма, — она до сих пор любит его. Или по крайней мере думает, что любит. Хотя и говорит, что ненавидит. Проверить, так ли это, невозможно. Я думаю, все гораздо сложнее. Никто ее не использовал, она сама знала, что ей нужно, и добивалась этого. Звучит немного странно, но подумай сам: если он такой уж подлец и так скверно с ней обошелся, почему она до сих пор с ним общается? Сьюзан не стала бы унижаться просто так, можешь не сомневаться. Поэтому не заморачивайся по поводу Сьюзан Тоссейн.

— Похоже, ты единственный, кто отверг ее любовь? — спросил я.

— Очень может быть. А ты склонен сострадать подобным «несчастным» женщинам?

Я закашлялся от густого сигаретного дыма, а Роман улыбнулся.

— Перезвони ему и поймешь, чего он хочет, — посоветовал он. — Казанова не дурак и знает, что Ротти с ним говорить не станет, так что рассчитывал он на тебя. Представься ему, может, у него есть для тебя любопытное предложение.

— Я ничего не знаю.

— Зато я знаю, — перебил меня Роман, — и ты в этом убедишься, но только после того, как позвонишь ему.

Мы спустились по лестнице, Роман пожал мне руку.

— Ты когда-нибудь видел такое лицо? — Он ткнул в портрет в золотой рамке, висевший прямо перед нами у двери, — портрет утонченной брюнетки.

— Она великолепна, — согласился я. — Кто это?

— Увы, — отозвался он, — это Дамита. Она могла стать звездой первой величины.

— Она работала в «Мейджор»?

— Начинала, но потом ушла к Казанове.

— И где она теперь?

— На небесах, надо полагать. А может, и в аду. Каждый решает, как ему больше нравится.

Я отыскал номер Казановы в памяти телефона и переписал его в блокнот. Роттвейлер

не подавала признаков заинтересованности в случившемся. Два дня спустя она вызвала меня в конце работы и заявила:

— Завтра утром отправишься в аэропорт встретит Сьюзан.

СЬЮЗАН ТОССЕЙН

До того как я стал работать в агентстве, я никогда не читал модные журналы. Если брал их в руки, то лишь ожидая очереди у кабинета врача, и то потому, что у меня не было выбора — либо популярные спортивные издания, либо «Вог». Я предпочитал «Вог», потому что его можно было пролистывать абсолютно бездумно в силу моего невежества. Никакой информации о мире моделей у меня не было. Скорее меня интересовали модели «Плейбоя». Их роскошные груди и чувственные лица впечатляли куда больше, но в то же время они не были так вульгарны, как силиконовые титьки и безобразно раскрашенные лица порномоделей.

Но, даже не зная ничего о фэшн-бизнесе, я слышал мельком имя Сьюзан Тоссейн. Она принадлежала к тому типу женщин, которых нельзя не заметить. В мире гламура у нее было лицо, которое притягивает к себе постоянное внимание и ради которого хочется обернуться, чтобы посмотреть на него еще раз. Ее фотографии можно было найти во всех изданиях. В газетах публиковали снимки какой-то вечеринки на дорогой яхте в Средиземном море, в спортивных журналах она рекламировала бейсболки и куртки, в элитных каталогах представляла новые духи, джинсы и автомобили. Сьюзан Тоссейн была символом мира роскоши, неотъемлемой его частью, так же как дым сигар является неотъемлемой частью атмосферы дорогих клубов.

Меня будоражила мысль о встрече с ней. Я не мог думать ни о чем, кроме случайно полученной от Романа информации о ее длительном отпуске, и до сих пор находился под впечатлением нашего разговора. Сколько фотосессий нужно было высидеть и выстоять, сколько миль пролететь, сколько раз поменять цвет волос, сколько выпить и выкурить, чтобы заслужить такой длительный отпуск без последствий для карьеры? Она заслужила отдых. Тот, кто счел, что ей больше пойдет на пользу провести некоторое время в хорошей клинике, нежели на курорте с вечными пьянками и бессонными ночами, приводящими к еще большему переутомлению, был очень предусмотрителен. Она пробыла в Миннесоте все отпущенное ей время и едва-едва дождалась часа, когда снова получила возможность вернуться в Нью-Йорк, к работе и к привычным интригам, разумеется.

В мои обязанности входило только встретить ее самолет, поприветствовать и помочь добраться до места назначения. Так что вскоре я уже стоял у выхода с букетом желтых роз в ожидании чуда. Сьюзан вышла первой, закутанная в белые меха, настолько умопомрачительные, что они слепили глаза не только мне, но и всем окружающим. Она подошла ко мне.

— Вы, наверное, Чарлз. Господи, какой вы огромный!

Я полюбил ее с первого взгляда.

— О Боже! Те самые техасские розы! Хелен просто очаровательна!