Фактор Z (сборник)
Шрифт:
Ларионов поежился от мысли, что мог бы проснуться далеко в лесу, наедине с зомби-семейкой, и, возможно, иметь честь стать для них славным ужином. Потом его осенило:
— Кто это «мы»?
Мертвец мотнул головой влево. Посмотрев туда, Ларионов снова увидел Юрмальских голубков с разодранными грудинами. Они стояли поодаль и слегка подергивались, как будто их било током каждые несколько секунд.
Алексей довольно улыбнулся:
— Дорогой плод моего воображения, хватит мучить мою несчастную голову. Эти ребята живы — здоровы и сейчас далеко отсюда.
В следующую секунду Ларионов почувствовал адскую боль в грудной клетке. Перед
Потом Ларионова отвезли на карете скорой помощи в питерскую больницу (ибо все гатчинские при деле), а там — сразу же начали готовить в реанимацию. Никто не мог объяснить, как он так пострадал, тем более, что многие видели его после аварии и могли поклясться, что парень был цел и невредим.
* * *
— Откуда вы мне его такого достали? — задумчиво пробубнил Клим Андреевич Савин, хирург по профессии, оказывающий помощь потерпевшим катастрофу близ Лядино.
— Он пострадал уже после аварии. Сказали, что у парня ни с того ни с сего пошла кровь, а потом он потерял сознание. Может, старые швы разошлись? — отчеканил санитар Кулагин, как будто бы это был детский стишок, заученный им наизусть.
Доктор нахмурился, а потом медленно проговорил:
— Что ж ты мне анамнез — то не принес? — фельдшер хотел как-то оправдаться, но Савин грозно буркнул: — Марш за историей болезни, бездельник!
Кулагин улыбнулся от уха до уха, отчего стал похож на счастливую коалу, и побежал выполнять приказ. Не смотря на то, что пожилой врач часто раздавал обидные прозвища и подзатыльники, никто его не осуждал. Как-то так повелось в местном хирургическом отделении, что он опытный и мудрый врач, а еще добродушный и славный старикан, а потому может иногда и прикрикнуть, и похвалить.
Подходя мимо отделения реанимации, фельдшер увидел, как оттуда пытались вывести мужчину, бледного, как поганку, и очень расстроенного. Ему что — то объясняли, и санитар услышал, как промелькнула фамилия Ларионова, того самого странного пациента, чью историю болезни он нес Савину. Этот парень в коридоре, наверное, его брат. Ничего, здесь почти каждый день дежурят перепуганные родственники больных, Кулагин уже привык видеть искаженные ужасом лица людей. Но вот перестать переживать вместе с ними не мог, отчего имел склонность после трудных, напряженных и неудавшихся операций приходить домой и напиваться в хлам, а после удавшихся — пропускать по стаканчику с коллегами.
Савин созвал консилиум, на котором обсуждалось, что же могло произойти с пациентом. Кто — то предполагал, что это проявление травмы, полученной при катастрофе (парнишка под воздействием болевого шока побегал, а потом потерял сознание); другой думал, что клиент принял психоактивное вещество, из-за которого слетел с катушек и навредил себе сам (но проблема в том, что у молодого человека не обнаружилось ничего связанного
Клим Андреевич замер над папкой с анамнезом и задумчиво почесал темечко. Но, спохватившись, взял бумаги и пошел к операционной. Времени мало, в конце концов.
* * *
Процедура прошла успешно, Ларионова перевезли из операционной в отделение интенсивной терапии. Когда через пару часов он очнулся и понял, что пока не на том свете, то хотел вскочить с кровати и прыгать от радости, но и пошевелиться не смог: действие наркоза еще не прошло. Боли Алексей не чувствовал. Видимо, ему дали морфий.
Ларионов попытался посмотреть, что с ним стряслось, потому что плохо помнил, как угодил в больницу. События прошлой ночи нахлынули на него, как только он увидел окровавленные бинты, — то, как поезд сошел с рельс, томное лицо покойницы, пытавшейся вырвать его сердце, сладкий шепот Мертвеца и смрадное дыхание смерти.
— Ну почему?.. Почему тебе так везет?.. — тут же раздался протяжный хриплый вой.
Ларионов огляделся. В палате был только он, но…
Постепенно помещение наполнялось запахом гнили, тлена и сырости. Алексей с ужасом заметил, что от его койки медленно растекается лужа зеленой болотной воды и разбегаются в разные стороны жуки и многоножки. Стены вокруг начали темнеть, с них сползала краска, плитки на полу с хлопающим звуком трескались и чернели. Схватившись похожими на шматы мокрой глины руками за бортик кровати, Мертвец, неестественно выгибаясь, выбрался из-под кровати.
Алексей слушал бешеный ритм своего сердца и надеялся, что это все-таки ему снится.
— Почему ты жив, а я мертв? Почему? Ты не ценишь жизнь… Она тебе не нужна. Но она у тебя есть! — взвыл покойник и рывком поднялся с пола.
Ларионов, болезненно морщась, сел на кровати и тихо произнес:
— Я не хотел, чтобы все так получилось…
— Назови мне того, кто хотел бы! — кричал Мертвец. — Посмотри на меня! Ну же! Я гнию! Да что там, уже сгнил! А тебе постоянно везет!
Утопленник плюхнулся на койку к Алексею, отчего простыни мгновенно пропитались грязью и илом. Ларионов дико боялся, но понимал, что пока у покойника откровение, можно быть более-менее спокойным.
— Я думал, что ты выстрелишь. И… хотел просто выбить пушку из рук, — задыхаясь от странного щемящего чувства в груди, промямлил он. Показания на приборах начинали ползти вверх, а от смерча голосов в голове хотелось кричать.
— Я бы не смог. Никогда бы не смог. Знаешь, почему я напал на тебя? Конечно, знаешь… Мне нужны были чертовы деньги. А зачем? — покойник повернул круглое, совершенно изменившееся лицо в сторону Алексея и, скаля идеально белые зубы, гаркнул: — У меня сестра умирала. Ей деньги на операцию были нужны. А откуда их взять? Мы же сироты. Были.