Фактор Z
Шрифт:
— … я уже все приготовил, — продолжал тихо говорить старик, — заменил экран, проверил бобины с пленкой. Оказалось, что все фильмы целы. Так что завтра открываюсь, — улыбка старика сияла сквозь бороду.
— Представляешь, Юрка, — кинул на меня веселый взгляд отец, — теперь по субботам у нас будут опять показывать кино, — отец вдруг нахмурился и тяжело вздохнул, — черт, ты же завтра… ну…
— Я могу сегодня устроить пробный запуск, — сказал дед. — Идем, — он уже встал и схватился за палку.
— Я только Нину позову, — воскликнул я и кинулся
По дороге к кинотеатру Алексей Степанович Полухин рассказывал нам про Москву и про то, как замучили его там зомби — власти не могли ничего с ними сделать, так как следить за огромным городом с его бесконечно длинными улицами, где в каждой подворотне сидел зомби, было просто невозможно.
— Все бегут из больших городов. А у меня, слава богу, было куда податься, здесь жили мои внуки.
— Почему вы такой старый, а еще живой? — вдруг спросила Нина.
— Хм, может потому, что пью много сладкого лимонаду? — засмеялся старик.
Кинотеатр был старым одноэтажным зданием с толстыми колоннами, он находился в центре поселка. Окна его были всегда заколоченными, а на двери висел замок. Теперь за освобожденными окнами белели шторы, но замок был все тот же.
Дед, склонившись над ним, долго кряхтел, подпинывал дверь и чертыхался.
— Какой красивый медальон, — сказала Нина, указывая на цепочку, что свесилась из выреза клетчатой рубашки деда.
Дед выпрямился, взял медальон, на серебряной крышке которого я успел заметить витую букву «К» и, хмурясь, опять спрятал его за пазуху.
— От внука остался, — буркнул он и наконец-то отпер дверь.
В кинотеатре стоял затхлый сырой запах, но всюду сияла чистота. Было видно, что все готово для открытия, даже шторы хоть и были проедены молью, но были тщательно выстираны и выглажены. Старик, оставив нас в зале, отправился в кинопроекционную комнатку. Спустя минут пять портьеры разъехались и на белом экране запрыгали черные пятна. Кино было странным, совсем чужим: как и говорил отец, всюду было много людей, и они бестолково толпились на улицах, их было невообразимо много, словно муравьев в муравейнике.
За сюжетом фильма я не следил, я стал думать, что дело близится к ночи и вот-вот наступит суббота, день моей смерти. А я все еще решал, пить мне эти чертовы таблетки или нет.
Я очнулся от своих мыслей, когда почувствовал, что на мою ладонь легла ладонь Нины. Я перевернул кисть, и наши пальцы переплелись. Теперь до конца кино мои мысли не покидали пределов настоящего часа и мне стало не важно, что случится со мной завтра.
В небе сияли звезды, и мы неспешно возвращались домой. Вдруг что-то стукнуло меня изнутри, дыхание на миг перехватило, и я пошатнулся.
— Что с тобой?
— Н-ничего, — соврал я, но сердце принялось выделывать кульбиты, оно то бешено стучало, то замолкало совсем, будто исчезая из грудной клетки. Я сунул руку в карман и к своему ужасу не обнаружил там заветного пузырька. —
Я поспешил к своему дому, Нина рванула за мной.
— Постой, Юра. Пусть будет как будет. Зачем тебе эти таблетки? Чтобы превратиться в зомби?
Легкие мои разрывал огонь, я остановился, чтобы отдышаться и чтобы сил хватило ответить Нине.
— Мне нужны хотя бы три дня. Я обещаю тебе, что через три дня я сам покончу с жизнью, если, конечно, начну превращаться.
— Зачем тебе эти несчастные три дня?
Я молчал, признаться было трудно даже самому себе, не то что произнести вслух. Я зашагал к дому, меня пробирал холодный пот, и как я не хватал ртом воздух, он никак не мог пробраться в легкие, как будто кто-то сжал мне горло.
— Ты не скажешь? — продолжала приставать Нина.
— Из-за тебя, — пробубнил я.
— Что? — то ли не услышала, то ли не поняла Нина.
— Чтобы быть с тобой! — крикнул я и прибавил шагу, Нина, наоборот, отстала.
В эти дни у меня постоянно вертелась мысль: «Хотелось бы мне так отчаянно жить, если бы я не любил?» А может это отговорка, не было бы любви, была бы недописанная картина или неисполненная мечта. Причины жить всегда найдутся. Может, потому-то и развелось столько зомби?
Дом был уже рядом. Окна были темные. Видимо, гости давно разошлись. Я зашел в дом и пробрался в свою спальню.
В старых джинсах нашел таблетки, руки тряслись, а перед глазами плыли круги. Сердце стукнуло в ребра так, что стало невыносимо больно. Я задохнулся и, понимая, что следующий удар будет последний, вытряхнул таблетки на ладонь, но промахнулся. Таблетки покатились по полу. Пытаясь их поймать, я уронил пузырек, и тот, глухо стукнув об пол, укатился под кровать.
Сил не было даже чтобы выругаться. Каждый клочок тела наполнился болью, я рухнул на колени, белые пятна таблеток смещались то влево, то вправо, я наугад шлепнул по пятну, соскреб две и кинул в рот. Теперь можно было и умереть или по крайней мере стать живым мертвецом.
Растянувшись на полу, я слушал последние удары сердца, и вдруг оно ухнуло куда-то в пропасть, нервный ток пробежал по моим конечностям и наступила удивительная тишина. Никогда я не был в такой поразительной тишине, даже когда прятался в чулане, накрывшись с головой одеялом. Это была ужасающе мертвая тишина, исходившая из меня самого. А потом на меня навалилась дикая усталость и я, перебравшись в кровать, закрыл глаза и уснул.
Я проснулся оттого, что надо мной шептались голоса.
— Я забыл, в каком костюме он хотел, чтобы его похоронили? — спросил отец.
— В джинсах, — тихо сказала мама.
Я открыл глаза, и мать взвизгнула.
— Ты не умер? — воскликнула она.
— Я просто спал.
— Но доктор сказал…
— Наверное, он ошибся дня на два-три, — ответил я, садясь.
— Так это же хорошо, — растерянно сказал отец.
Мать вроде бы тоже была с ним согласна, но, когда она уходила из комнаты, тихо прошептала отцу: