Факультет патологии
Шрифт:
— Ему «стенку» дали, а он еще, когда выходил после очной ставки (вообще воспитанный, интеллигентный мужик был), говорит ей:
— Ну, что, сучка, поняла, под кого легла, дешевка молодая.
— Она хоть и понимала, что он нарочно, но ее на руках после этой ставки-допроса вынесли — знала, на что он идет.
— Где же ее деньги сейчас, — машинально спросил я, — забрали?
— Нет, с деньгами была другая история. Когда я ее почти не знал, так не знал, Андрюша Юстинов, умный мальчик, сразу понял, какая она девочка, и стал с ней первыми друзьями. А она такая девка, добрая,
Потом придумал еще и подписал ее в валютном магазине (сам он туда боялся ходить) купить мотоцикл, якобы учить ее ездить, она любила быструю езду. В результате катал ее раз в неделю, а мотоцикл был полностью его, где-то пять сотен сертификатов стоил.
Ну, пили и курили они, конечно, только штатское, на Черное море летали — по две-три тысячи за неделю оставляли. А он мальчик сообразительный — еще с собой и свою поблядушку на Ленкины деньги возил, была у него такая прилипала Катька Травкина. Да Ленка ее еще в фирменное барахло одевала и с себя дарила. Дура-баба. Андрюша ее накалывал и пользовал, как хотел.
— Но она-то понимала?
— Потом поняла. А ей все равно было. Ну и что, говорит: Андрюшенька хороший мальчик, пусть развлечется, мне не жалко. Они, я помню, рекорды ставили, сколько в метро не сядут и на такси ездить будут, — восемь месяцев проездили. С французским шампанским и швейцарским шоколадом в институт приезжали, и здесь, на теплой лестнице, поили всех, кто хотел. Это уже Ленкины дела были, любила — если погулять, так с размахом. Мужик тот щедрый был, и она научилась.
— Как же она может с этим теперь общаться! Если она ему все давала, все для него делала, ничего не жалела, а он ее еще и накалывал. Я бы не смог с ним рядом сидеть, не то что общаться.
— Саш, здесь другие дела, поймешь позже, это тебе не Кавказ, а — Москва. Вместе ведь жить, на одном курсе еще четыре года учиться, и не захочешь, а общаться будешь, в одной каше варимся — вариться.
Я этого не понимал, я рос в другой среде, где предательства не прощали. Но мне еще во многом предстояло измениться, на этом курсе. Я даже не представлял как.
— Так они что, не спали вместе? — Мне интересно понять это.
— Да ты что, никогда, я же тебе говорю — Андрюша на ее деньги шалав возил, а Ленка в лучших друзьях ходила.
— А ты как к нему относишься?
— А я что, мне все равно с кем общаться, все люди — говно.
— Оригинальная концепция! Меня ты тоже к ним причисляешь?
— Ты, может, и нет, потому тебе и рассказываю, что не говорил никому.
— Интересная у тебя теория относительно людей, с кем общаться.
Боб улыбается:
— Это абсолютно точно: одни только жиже, другие круче, но все из дерьма замешаны. Так чего
— А как насчет Ленки?
— Ленка — баба, это другое дело, для меня. Он поддел ногтем с траурной каймой сигарету из пачки и закурил, не выпуская дыма.
— Ты, Боб, не такой простой человек, как кажешься.
— Все люди не просты. Все они только кажутся…
И в этот момент внизу лестницы появилась Лена с этим Андреем под мышкой.
— О, Боб! — закричал он. — А мы и не думали, что застанем тебя здесь.
Теперь я с интересом смотрел на нее: обычная девочка, только черноволосая и попа большеватая. Мордаха своеобразная, даже смазливая, ну и в джинсы, конечно, одета. Хотя ей, видно, все равно, что одето.
Юстинов мельком взглянул на меня и снова к Бобу:
— У Ленки отличная идея родилась, поехать в кабак в «Архангельское», там, говорят, куропатки сейчас с вертела подают и классное вино, французское. А у нее мэтр свой человек, знакомый, еще со старых времен. Я перевзглянул.
— Минуту, — ответил Боб, — заберу книжку в перемену на истфаке, и можно трогаться.
— Саша, поехали с нами, — предложила Лена, — все равно на лекции не ходим, чего сидеть зря.
Меня удивило, что она запомнила мое имя.
— Нет, спасибо, ребята, мне надо встретиться кое с кем в четыре часа.
Прозвенел звонок, Боб поднялся:
— Может, все-таки поедешь? А?
— Поехали, я угощаю! — сказал Андрюша. Я чуть не поперхнулся.
— Спасибо, как-нибудь в другой раз, не в этот.
Они скрылись все вместе в темноте лестничного провала. Свидания у меня, конечно, никакого не было. Я так сказал. У меня не было денег, чтобы платить, а я не привык, чтобы платили за меня.
Я снова раскрыл прекрасный журнал от нечего делать, так как домой раньше шести тридцати, конца занятий, не мог появляться. Но там были те же Ленины, Сартаковы, Наровчатовы, Сусловы — и меня чуть не стошнило.
Началась лекция. Я никогда еще не сидел на лекции, клянусь, и не представлял, что там буду делать я; и вообще — для чего лекция. Ну, я знал для чего экзамены: чтобы их сдать. Перейти на следующий курс и учиться дальше, тогда никто не приставал к тебе. Но ходить на лекцию — это считалось моветоном, чем-то позорным и ужасным, вроде как тупостью. Или явным признаком страха перед представителями деканата. Поэтому — я даже не задумывался.
Все стало тихо. Как раз в этот момент и появилась девочка Ира и, подойдя ко мне, села возле, совсем рядом. Это был исторический момент. Но только позже я пойму насколько.
— Тебя зовут Саша? — Да.
— А ты мне очень понравился.
— Спасибо, это приятно.
— В тебе что-то есть очень такое… что мне нравится, я не знаю, как высказать.
— Да?..
— Я тебя еще раньше заметила, когда ты на другом курсе учился. Ты приходил несколько раз в библиотеку, у меня там подружка работала.
И тут я вспомнил и улыбнулся.
— Чему ты улыбаешься, я что-то не то сказала?
— Так, чисто нервное, — ответил я.
— Ой, мне нравится это выражение, можно я его буду употреблять?