Факультет журналистики
Шрифт:
— А когда он не воздерживался? — съехидничала Галка Кляузнер. — Я такого случая что-то и не помню.
Остальные девицы, кроме Оли Костенко и Изольды Ткачевой, дружно подхихикнули Галке. Оля догадывалась о тайных Пашкиных симпатиях в свой адрес, а Изольда вообще никогда не смеялась и даже не улыбалась — берегла лицо от морщин.
— А ты, Кляузнер, молчи! — набросился на Галку Рафик Салахян. — Человек, может быть, стихи сочинял, а вы тут ржете, как лошади на конюшне!
Рафик знал о том, что когда-то Пахомов, еще на первом курсе, в бытность свою не Пашкой, а Павликом, тяготел к сочинительству и написанию на чистом
— Тихо, товарищи, тихо! — миротворящим жестом поднял на кафедре обе руки Тимофей Голованов. — Первый пункт нашей повестки исчерпан. Абсолютным большинством голосов принято решение ехать сегодня на стройку всей группой. После окончания последнего часа занятий все собираются около раздевалки и оттуда коллективно следуют на Киевский вокзал, где мы садимся в электричку и едем до станции «Матвеевская», от которой я поведу вас кратчайшей дорогой через овраг к поселку строителей университета…
— …а теперь переходим ко второму пункту нашей повестки, — продолжал Тимофей Голованов. — Товарищи, вчера меня вызывали к декану нашего факультета…
— К самому декану?! — в один голос ахнули Инна и Жанна.
Для них это была совершенно фантастическая по своей недоступности инстанция.
— Как вы уже, наверное, все догадываетесь, — продолжал Тимофей, — речь шла о студенте нашей группы Павле Пахомове. Число пропущенных лекций и семинарских занятий дошло у Пахомова до астрономической цифры…
«Вот он зачем вчера на кафедру физкультуры приходил. И ведь не сказал, что к декану из-за меня вызывали. У, змей», — беззлобно подумал про себя Пашка, который, конечно, был обижен на родную комсомольскую группу за то, что она подвергла его, когда он воздержался при голосовании, такому неслыханному конфузу и осмеянию, но теперь, после сообщения о вызове групкомсорга к декану, обижаться было уже некогда — Пашка весь обратился в слух и внимание.
— Декан просто ужаснулся, когда один из работников деканата положил перед ним справку о количестве пропущенных Пахомовым занятий за три с половиной года, проведенных в университете, — продолжал Тимофей Голованов. — «Вырисовывается такая картина, — сказал мне декан, — что студент Пахомов все эти три с половиной года в университете практически как бы и не обучался…»
«А все Глафира наябедничала», — подумал про себя Пашка.
— «Но позвольте, — сказал мне декан, — каким же тогда образом ухитрился этот ваш Пахомов сдать все экзамены и зачеты за три курса? Ведь он же не слушал до конца ни одного курса лекций, не занимался толком ни в одном семинаре. Ведь это же сплошная липа получается, все его сданные экзамены и зачеты. Выгнать его надо немедленно из университета!»
«Ну и пускай выгоняет, — уныло подумал про себя Пашка, — в баскетбол буду играть, мастером спорта стану, не пропаду».
— Декан также сообщил мне, — продолжал Тимофей, — что он поручает работникам деканата подготовить проект приказа об отчислении Пахомова из университета. «Одновременно, — сказал декан, — я буду просить все наши комсомольские организации — факультетское бюро, курсовое бюро и вашу пятую французскую группу— обсудить персональное дело студента
«Курсовое бюро. Факультетское бюро. Персональное дело, — подумал про себя Пашка. — Это уже что-то новенькое. Пожалуй, такого «разного» не было еще ни разу».
— Сегодня нам предстоит решить вопрос о том, на какой день мы назначим обсуждение персонального дела Пахомова, — продолжал Тимофей Голованов. — Докладчиком как групкомсорг, наверное, должен быть я. Прошу высказать свои мнения, товарищи комсомольцы.
Пятая французская молчала.
Конечно, все знали, что нахальное Пашкино поведение по отношению к деканату рано или поздно вызовет ответный гром небесный, то есть строгие карательные меры. Но меры эти представлялись всем максимум в форме «самого что ни на есть последнего строгого выговора с самым что ни на есть последним строгим предупреждением». Все-таки перебирался же студент Пахомов с курса на курс — с грехом пополам, но перебирался. Тем более удивил всех холодный и бесстрастный тон групкомсорга Голованова, которым тот «подвешивал топор» персонального дела над головой своего лучшего друга.
— Ну, что же вы молчите, товарищи комсомольцы? — суконным голосом спросил Тимофей Голованов. — Я, кажется, ясно поставил вопрос: на какое число назначаем мы обсуждение персонального дела Пахомова?
У Пашки вдруг как-то нехорошо сделалось на душе. До сегодняшнего утра и буквально до последней минуты ему казалось, что последняя черта все же не так близка. Да, конечно, он сам все сделал для того, чтобы истощить всякое терпение деканата. Но теплилась все-таки, всегда теплилась в продувной Пашкиной душе некая нереальная мысль об отдаленности давно заслуженного им решающего наказания, не угасал луч надежды на разлитую будто бы в окружающей атмосфере некую всеобщую гуманность и всепрощающую справедливость.
И вот теперь луч этот гас, надежды остывали, справедливое возмездие приближалось стремительно и неотвратимо.
— У меня есть вопрос, — раздался неожиданно в тишине голос Бориса Чудакова. — Почему мы должны сразу назначать день обсуждения персонального дела Пахомова? Может быть, мы сначала обсудим другой вопрос — стоит ли такое дело начинать вообще?
— Стоит, — четко ответил Тимофей Голованов. — Есть твердое указание разобрать персональное дело Пахомова.
— Чье указание? — крикнул из последнего ряда Юрка Карпинский.
— Деканата и лично декана, — ответил Тимофей.
— Деканат, а тем более лично декан не могут давать комсомольской группе никаких твердых указаний, — встал с места Эрик Дарский. — Комсомольская группа сама должна решать вопрос о персональных делах своих комсомольцев.
— Вот мы сами и решаем этот вопрос, — поднялся в первом ряду староста группы Алексей Белов. — Вчера Пахомов пропустил шесть часов лекций и два часа семинарских занятий. Позавчера — четыре часа лекций и два семинара подряд. В понедельник— целых три лекции. Что же это, товарищи, получается? А получается весьма печальная картина— двадцать два часа только за первые три дня недели. А сколько раз приходил Пахомов на лекции на прошлой неделе? Всего один раз… Так вот, я вас спрашиваю, товарищи комсомольцы, разве этого недостаточно для того, чтобы возбудить против Пахомова персональное дело за его недисциплинированность?