Fallin
Шрифт:
— Привет, мам, — пробормотала она с робостью маленького ребенка. — Извини, что я так много плакала, но я должна была сделать это семь лет назад. Ну как ты там? Господи, какой же глупый вопрос. Наверное, ты веселишься. Хотя я давала тебе мало поводов для этого последние семь лет.
Она вдохнула и продолжила, говоря дрожащим голосом:
— Я просто перейду сразу к делу, ладно? — Кэролайн опять захотелось зарыдать, но она сдержала слезы. — То, что я сделала, непростительно. Я отказалась от тебя, как только ты закрыла свои глаза, и я не оплакала тебя как следует, и совсем не следила за твоей могилой, и продала наш дом, и уехала бог знает куда, бросив тебя одну… И я прошу у тебя прощения за
Она рассказывала Лиз о шести годах без чувств. О городах, в которых побывала, обо всем, что делала. Без утайки. Хотя она не сомневалась, что ее мать видела каждый ужасный поступок, который она совершила за эти годы.
— Ты знаешь, мам, однажды я хотела их включить. Я стояла на вершине Эйфелевой башни, ела лучшее в мире пирожное, смотрела на ночной Париж и на людей внизу, которые так беззаботно смеялись, и пыталась… Я пыталась и не смогла. Я чувствовала переключатель, нащупала этот рычаг, оставалось лишь нажать и все… но я не смогла. Только теперь я начинаю понимать, почему не сделала этого тогда. Из-за твоих слов, мам. Я помню, ты всегда говорила мне, чтобы я была сама собой. Не притворялась и была открытой и честной, прежде всего по поводу того, что я хочу. Тогда я не знала, кто я и чего хочу. А теперь знаю. Я точно знаю, что уже никогда не буду прежней. Я чувствую это. Я смеюсь, веселюсь и вроде бы я все такая же, но это не я. Я стала другой. Все здесь для меня чужое, за этот год у меня появилось место, которое смогло заменить мне дом…
Почти час она говорила без умолку, объясняя, почему она приняла свое решение отказаться от чувств. Она рассказала своей маме о поездках из Сингапура в Бангкок, Гонконг, Сайгон и десяток других мест в Азии, о людях, которых она встретила. И о Новом Орлеане.
Кэролайн сорвала один из тюльпанов, что росли рядом, и изучала его некоторое время.
— Так много всего произошло, и много вещей изменилось, но я думаю, что я изменилась больше всего. Ты помнишь, как я думала: все является или хорошим, или плохим, и больше ничего? Трудно поверить, что когда-то я была такой наивной, — она издала низкий смешок, и ее взгляд вернулся к могильной плите. — Ведь существует так много слоев, разве нет? И вот почему чем больше я его узнаю, тем больше слоев я вижу за его темнотой. Я люблю его, мам. Знаю, ты сейчас закатила глаза и все такое, но это действительно так. Я люблю его. Я знаю, что иногда он будет делать мне больно до такой степени, что мне захочется умереть. Но в то же время я знаю, что в остальное время буду настолько счастлива, что мне будет все равно на это.
Вампирша поднялась на ноги и прижалась лбом к гладкой поверхности могилы.
— Я так люблю тебя, мама. Я скучаю по тебе каждый день, и если бы у меня было только одно желание, я бы загадала провести больше времени с тобой. Даже если я доживу до тысячи лет, то не перестану любить тебя, и поэтому я думаю, что я как бы хочу попросить твоего благословения, — ее голос понизился до шепота. — Я знаю, кто он и кем он является. Но я… я не могу перестать думать о нем, и мне до сих пор сложно понять, почему только с ним я чувствую себя по-настоящему собой. Он был со мной в мои самые сложные времена, и это вернуло меня, — она закрыла глаза и провела рукой по верхней части камня. — Мне нужно узнать, получится ли из этого что-то, мама. Я должна узнать.
— Ты же не думала, что уедешь, не попрощавшись со мной? — сказал веселый, теплый голос за ее спиной.
Кэролайн обернулась и, поспешно поднимаясь на ноги, обняла своего друга.
— Что ты здесь делаешь? — спросила она.
— Елена позвонила мне и сказала, что ты
— Да, я хочу поговорить с ним. — Друзья не спеша двинулись к выходу с кладбища. — Если он захочет меня выслушать, — с горечью сказала Кэролайн.
— Захочет, — уверенно сказала Стефан. — Как тебя можно не выслушать? Это просто невозможно.
Они подошли к такси, которое ждало Кэролайн. Девушка открыла дверь и посмотрела на своего друга.
— Спасибо, Стефан. Если он не выставит меня с позором за дверь, я жду тебя в гости. В любое время.
— Вряд ли Клаусу это понравится, — сказал вампир. — Я позвоню тебе. Люблю тебя, Кэр.
— И я тебя, — она в последний раз обняла его и села в машину.
***
Проведя два часа в пути, Кэролайн почувствовала, что постепенно начинает терять самообладание, и попыталась взять себя в руки, представляя их встречу. Встретит ли ее сам Клаус или прикажет одному из своих вампиров провести ее в кабинет? Заставит ли Кэролайн ждать или ворвется в комнату и угрожающе нависнет над ней с холодным, замкнутым лицом, дожидаясь, пока она закончит говорить, чтобы немедленно выбросить ее вон? Как он будет одет? Наверное, в одну из своих «хэнли», подумала она, оглядывая свое платье от “Ланвен”, за которое заплатил Клаус.
Кэролайн снова одернула себя и с твердой решимостью постаралась забыть о несоответствии их одежды и снова сосредоточиться на подробностях встречи. Будет ли он рассерженным или просто безразличным? О господи, пусть уж лучше он придет в бешенство, пусть набросится на нее, наговорит ужасных вещей, только не обращается с ней холодно и вежливо, иначе это будет означать, что она ему совершенно не нужна. А может он не захочет ее такой? Может ему больше нравилась Кэролайн — бездушная сучка?
Такси резко повернуло и остановилось перед железными воротами. «Бойня» была практически такой же, какой она ее помнила. Огромное трехэтажное здание с большими коваными воротами вместо входных дверей, балкон по всему периметру каждого этажа и французские окна.
Французский квартал все так же бурлил жизнью, но теперь она воспринимала все по-другому. Она замечала безудержное веселье на улице, иначе чувствовала запах кофейных зерен и магнолии. Здесь пахло домом. Она уже давно воспринимала это место как свой дом.
День подходил к концу — с каждой минутой небо все больше темнело, и окна здания зажглись десятками огней. Машина остановилась, и Кэролайн осторожно вышла, направляясь навстречу неизвестности.
***
Удобно устроившийся на одном из диванов Коул не спеша пил виски.
Входные ворота тихо скрипнули, и Коул с радостной улыбкой встал, готовясь приветствовать брата дома и получить кинжал в сердце за неожиданный визит. Черт возьми, он даже пригласил всю семью на семейный обед без ведома Клауса и теперь ждал, когда его брат будет дома. Он давненько не был в Новом Орлеане, и, узнав, что Клаус в последнее время вернулся к своим старым «привычкам», Коул не мог не нанести старшему брату визит. Однако древний вампир удивленно замер при виде смутно знакомой прелестной девушки.
Она подняла глаза, и сердце Коула подпрыгнуло от неожиданности. Он узнал гостью. Это была та самая блондинка, которую он однажды видел в баре в Мистик Фоллс. Красивая, изысканная, умеющая себя подать, дерзкая девчушка-вампир. Совсем не во вкусе его брата, но, тем не менее, она смогла чем-то зацепить его. Он и подумать не мог, что та голубоглазая красотка, о которой говорил его брат в пьяном бреду, и есть это прелестное создание. Но увидев эти ярко-голубые глаза, сомнений не осталось — это она. Белое платье длиной чуть выше колен придавало ей неповторимого девичьего очарования и женственности.