Фамилия
Шрифт:
Она обработала раны и заклеила их пластырем. Все это время мы молчали, и после женщина просто ушла, оставив меня одну. Спустя некоторое время петли в подземелье снова скрипнули, и я увидела свет, пролившийся из открывшегося дверного проема, но после снова стало темно. Чьи-то шаги наполнили тишину, но они отличались от шагов моей лекарши. Они были тверже и увереннее. Чеканнее.
Не было сомнений – так шагает мужчина, который весит как минимум килограмм девяносто. Догадки мои оказались верны, когда
– Я вижу, ты освоилась… – тот самый похититель, который и притащил меня сюда, останавливается около двери моей темницы. Ловко перекладывает поднос на одну руку, второй открывая замок, затем дверь. Входит в камеру, намеренно отставляя ту открытой, и ставит поднос на кушетку около меня. Его спокойствие и равнодушие так контрастируют с абсурдом ситуации, что хочется заорать в голос.
Это вообще нормально так себя вести? Делают ли так адекватные люди? Он вообще здоров? Сначала похищать, а потом делать вид, что мы друзья.
– Сара сказала, что твои раны в порядке и заражения нет.
Он продолжает разговаривать сам с собой. Я молчу, едва сдерживая гнев. Да что эти Божки о себе возомнили? Решили, что похищать людей и играть их судьбами – их право? Так вот, их ждет сюрприз!
– Зачем я здесь? – спрашиваю, голыми руками гася угли гнева. Получается с трудом, но я пытаюсь не заорать.
– Если я поселю тебя в комнаты наверху, ты сбежишь, – произносит буднично. Он занял место в изножье кушетки. Между нами поднос с едой, на которую я не глянула даже. Аппетита нет совсем, хочется только убивать, поэтому смотрю на своего похитителя и скрежещу зубами. Попытка потушить угли гнева провалилась. Этот козел откидывается на стену и разваливается на своем месте, как гребаный король положения. Коим и является. И это бесит меня вдвойне.
– Зачем я здесь? Будете меня пытать? – говорю, заходя на очередной виток гнева. Голос начинает дрожать, но звучит едва звеня.
– А ты знаешь что-то, ради чего тебя следует пытать? – не отвечает на мой вопрос, и, бросив в мою сторону небрежный взгляд, вновь игнорирует. – Поешь, пока не остыло.
Выстреливаю рукой и смахиваю поднос с кушетки. Посуда вдребезги, будто взрыв маленькой бомбочки. Повсюду ошметки еды, фарфора, стекла. Звон сходит на «нет», но звенящая тишина лишь набирает обороты.
Мой поступок был импульсивным. Я выместила на подносе весь свой гнев на ситуацию и хозяина положения, и теперь с запоздание понимаю, что поступила опрометчиво, ведь я не знаю, на что он способен. Тем временем мой похититель тяжело набирает в грудь воздух и так же тяжело выдыхает, будто стараясь успокоиться.
– Объявляешь голодовку? – говорит спокойно. Контрастно спокойно на фоне загоревшегося жаждой мести взгляда. Мы сидим на противоположных
– Пошел ты к чер… – шиплю, но не успеваю договорить, меня сгребают с места и подволакивают ближе за грудки. Платье трещит по швам, связанные лямки вновь разрываются, и я зажмуриваюсь, готовясь к удару, но его не следует.
– Не ценишь доброго отношения? – шипит мне в лицо, яростно давит из себя слова. – Тогда будем по-плохому.
Одним рывком разрывает шелк на мне до самого пупка, вторым рывком превращает платье в халат с запАхом, я обнажаюсь до трусиков, которые в этом ансамбле лишь формальность, и ничего абсолютно не прикрывают. Пытаюсь удержать на себе ткань, но мой похититель без труда сдергивает с меня эти тряпки, отбрасывая на пол коридора у камеры.
Я в ярости отталкиваю его, встаю на липкий пол, поскальзываюсь, и меня тут же сгребают сильные руки. Ударяю в пах коленом и попадаю точно в цель, мой похититель валится вместе со мной на пол прямо поверх битой посуды и еды. Злобно шипит ругательства, одним четким, как удар молнии движением срывает с меня трусики, как этикетку с новой рубашки и швыряет туда же.
Наша борьба длится всего пару секунд, он без труда меня скручивает и подминает под себя у самой решетки. Бетон леденит кожу, тяжесть туши похитителя не дает дышать, как и его рука, жестко сжимающая мою шею.
– Непослушных рабов держат в клетках раздетыми. Побудь-ка в моей шкуре.
– Я тебя туда не садила! – ору ему в лицо, понимая, что моя попытка помочь ему тогда выходит боком и сейчас.
– Но ты сдала меня охране. Я все еще помню этот триумф на твоем личике. Ты наслаждалась этим. Тебе нравилась твоя власть.
Сжимает шею, но в этот раз не так крепко, хоть его кисть и зафиксирована надежно.
– А теперь мы поменялись ролями, – произносит глухо. – И чтобы заслужить одежду тебе придется очень постараться…
Смотрит в мои глаза, но внезапно опускает взор ниже и сминает мою нижнюю губу большим пальцем, как бы смазывая с нее помаду, которой нет.
– Можешь начинать прямо сейчас, – великодушно предлагает, но я лишь взбрыкиваю, пытаясь сбросить его с себя, и мне удается. Но удается не потому, что я такая сильная, а потому что он сам решает прекратить эту возню на полу. Отжимается от пола и в одно движение выпрямляется во весь рост надо мной. Я торопливо сажусь, прикрывая голое тело. Чувствую, как щеки горят от стыда и ненависти к этому зверю. Но головы не поднимаю, в поле моего зрения его колени и все что ниже. Мягкие домашние брюки и тапочки вызывают зависть. Я все отдала бы сейчас, чтобы одеться и обуться, прикрыв все тело до самых пяток.
Конец ознакомительного фрагмента.