Фамильная честь Вустеров
Шрифт:
Глава 4
Не знаю, как вы, а я уже давно установил, что в нашей жизни порой происходят события, которые резко меняют все ее течение, я такие эпизоды распознаю мгновенно и невооруженным глазом. Чутье подсказывает мне, что они навеки запечатлеются в нашей памяти (кажется, я нашел правильное слово – запечатлеются) и будут долгие годы преследовать нас: ляжет человек вечером спать, начнет погружаться в приятную дремоту и вдруг подскочит как ужаленный – вспомнил.
Один из таких достопамятных случаев приключился со мной
Я покривил бы душой, если бы стал убеждать вас, что в той ситуации сохранил свойственный мне sang-froid [6] . Но даже в тот миг леденящего ужаса, когда я увидел преподобного Обри Апджона, я не побледнел до такой пепельной синевы, какая разлилась на моей физиономии после слов Гасси.
– Обронил где-нибудь? – с дрожью в голосе переспросил я.
– Да, но это пустяки.
– Пустяки?
– Конечно, пустяки: я все наизусть помню.
6
Самообладание, хладнокровие (фр.)
– Понятно. Что ж, молодец.
– Стараемся.
– И много у тебя там написано?
– Да уж, хватает.
– И всё первоклассные гадости?
– Я бы сказал, высшего класса.
– Поздравляю.
Мое изумление перешло все границы. Казалось бы, даже этот не имеющий себе равных по тупости кретин должен почувствовать, какая гроза собирается над его головой, так нет, ничего подобного. Очки в черепаховой оправе весело блестят, он весь полон elan [7] и espieglerie [8] – словом, сама беззаботность. Все это сияет на лице, а в башке – непрошибаемый железобетон: таков наш Огастус Финк-Ноттл.
7
Пыл, порыв жизненных сил (фр.)
8
Шалости, проказы (фр.)
– Не сомневайся, – заверил он меня, – я заучил все слово в слово и страшно собой доволен. Всю эту неделю я подвергал репутацию Родерика Спода и сэра Уоткина Бассета самому безжалостному анализу. Я исследовал эти язвы на теле человечества буквально под микроскопом. Просто удивительно, какой огромный материал можно собрать, стоит только начать глубоко изучать людей. Ты когда–нибудь слышал, какие звуки издает сэр Уоткин
– Нет.
– Омерзительное зрелище. Перестаешь считать человека венцом творения.
– Это ты тоже записал в блокноте?
– Заняло всего полстраницы. Но это так, мелкие, чисто внешние недостатки. Основная часть моих наблюдений касается настоящих, серьезных пороков.
– Ясно. Ты, конечно, здорово старался?
– Всю душу вложил.
– Хлестко получилось, остроумно?
– Да уж.
– Поздравляю. Стало быть, старый хрыч Бассет не соскучится, когда станет читать твои заметки?
– С какой стати он будет читать мои заметки?
– Согласись, у него столько же шансов найти их, сколько и у всех остальных.
Помню, Дживс как-то заметил в разговоре со мной по поводу переменчивости английской погоды, что он наблюдал, как солнечный восход ласкает горы взором благосклонным, а после обеда по небу начали слоняться тучи. Нечто похожее произошло сейчас и с Гасси. Только что он сиял, как мощный прожектор, но едва я заикнулся о возможном развитии событий, как свет погас, точно рубильник выключили.
У Гасси отвалилась челюсть, совсем как у меня при виде преподобного О. Апджона в вышеизложенном эпизоде из моего детства. Лицо стало точь-в-точь как у рыбы, которую я видел в королевском аквариуме в Монако, не помню, как она называется.
– Об этом я как-то не подумал!
– Самое время начать думать.
– О, черт меня возьми!
– Удачная мысль.
– Чтоб мне сквозь землю провалиться!
– Тоже неплохо.
– Какой же я идиот!
– В самую точку.
Он двинулся к столу, как сомнамбула, и принялся жевать холодную ватрушку, пытаясь поймать мой взгляд своими выпученными глазищами.
– Предположим, блокнот нашел старикашка Бассет; как ты думаешь, что он сделает?
Тут и думать нечего, все как божий день ясно.
– Завопит: "Не бывать свадьбе!"
– Неужели? Ты уверен?
– Совершенно.
Гасси подавился куском ватрушки.
– Еще бы ему не завопить. Ты сам говоришь, что никогда не импонировал ему в роли зятя. А прочтя записи в блокноте, он вряд ли воспылает к тебе любовью. Сунет в него нос и сразу же отменит все приготовления к свадьбе, а дочери заявит, что не выдаст ее за тебя... только через его труп. Барышня, как тебе известно, родителю перечить не станет, в строгости воспитана.
– О ужас, о несчастье!
– Знаешь, дружище, я бы на твоем месте не стал так убиваться, – заметил я, желая его утешить, – до этого дело не дойдет, Спод еще раньше успеет свернуть тебе шею.
Он слабой рукой взял еще одну ватрушку.
– Берти, это катастрофа.
– Да уж, хорошего мало.
– Я пропал.
– Вконец.
– Что делать?
– Понятия не имею
– Придумай что–нибудь.
– Не могу. Остается лишь вверить свою судьбу высшим силам.