Фанатизм
Шрифт:
Когда ты не знаешь, что вокруг тебя злобствует эпидемия, ее вроде бы и нет. Но когда вокруг тебя все уже в масках… О, это страшно! Димка застыл, снег падал на темные волосы, словно кто-то на небе делал генеральную уборку и сметал на него пыль. И я не могла найти обычных слов в утешение: не огорчайся, не принимай близко к сердцу, не зацикливайся, ты все равно ему нужен. Сложно было поверить, что до той истории он мог доверять людям, мог любить женщин, мог радоваться жизни, а не спасался
10. СНОВА ЗДОРОВО
Иногда хочется крикнуть: «Я не с ними! Я не такая! Это вообще не моя компания!».
Но я с ними, потому что люблю его. Я его люблю – с его достоинствами и недостатками, успехом и неуспехом, с его картинами и его компанией. В снег, в эпидемию, в маске, рядом и на расстоянии, в транспорте, в рваных снах, под душем, на работе – я люблю его. Не знаю, какая это любовь, фанатичная или нет, но знаю точно, что это всепрощающее, неревнивое, нетребовательное чувство.
Я с ними. Я такая. Я его фанатка. Я его люблю.
В полдень позвонил Бусыгин.
– Как ты? В маске?
– Нет. В брюках и свитере.
– Лучше бы наоборот.
– Хе-хе.
Он тоже покряхтел в трубку.
– Увидимся? – спросил, приглушая голос.
– Нужны мои показания? – спросила я так же тихо.
– Нет, не показания. Видеть тебя хочу.
«Зачем?» и «Почему нет?» – на повестке дня ежедневно. Осознание бесцельности и пофигизм не борются между собой и не раздирают сознание на куски. Пофигизм одерживает бескровную победу. Почему нет? С ним неплохо в постели. Не хорошо, но и не плохо. Мы уже знакомы, уже не нужно рассказывать свою биографию, он не рассматривает меня на предмет наличия целлюлита, родимых пятен, бородавок или других физических недостатков. Он чувствует, что ему скоро полтинник. Не мучится мыслью о смерти, как мой шеф, но ему уже не так беззаботно живется, уже пора итожить, а итожить нечего: брак – развод, семейное гнездо – отчий дом, все вернулось на круги своя, полный баланс, штиль, уныние. Только работа. Только показатели раскрываемости уголовных дел. Невесело…
Страшно жить в страшные дни. Оппозиционные политики называют панику по поводу эпидемии надутой, но это все равно па-ни-ка. В аптеках километровые очереди, марлевые повязки разметают, газеты, радио и телевидение трезвонят исключительно об эпидемии, и даже обрывки фраз, которые доносятся случайно на улице: «заразился», «уже умерло», «лекарства»…
Я приготовила мясо с рисом и грибами. Не знаю, как это называется. Не запоминаю
Бусыгин приехал в маске. Маска была обычная, зеленая.
– Можно пасть с зубами нарисовать. Прикольно, – предложила я.
– Это ваш Горчаков таким промышляет?
Юморок? Как-то холодно становится с ним наедине в комнате смеха.
– Кстати, как продвигается ваше расследование?
– Не уполномочен давать разъяснений по поводу…
Ну, тогда и я не уполномочена с вами тут нежничать!
– Соня, ты беспокоишься? – Бусыгин смягчился. – Думаешь, ему что-то угрожает? Нет. Нет, однозначно. Только тем, кто может помешать ему рисовать…
– А вы подозреваете кого-то?
– Подозреваем некоторых. Но фактически… предъявить ничего не можем, – признался Бусыгин.
– А кого?
– Тайна следствия.
– Кого-то из нас?
– Ты вне подозрений.
– А Горчаков на выставку едет в столицу, – сказала я осторожно.
– Бог в помощь.
– Со Стасом.
Реакции не последовало. Зато он похвалил мой ужин. Беседа стала легче, он не вспоминал ни о Горчакове, ни о нашей компании, ни о своей бывшей жене. И на диване прижимался ко мне довольно страстно.
Просто мне он не нравился. Не нравился визуально что ли, не нравился как образец гомосапиенса мужского пола. Мне не хотелось с ним обниматься на диване. Но против самого секса я ничего не имела: почему бы не закрыть глаза и не забыть о майоре Бусыгине?
Мне не нужно представлять в постели американских киноактеров. Моей любви хватит и на случайный секс, и на ужин, и на завтрак, и на рекламу по телику, и на собственное отражение в зеркале, и на цены в супермаркете. Любовь преображает черно-белый мир золотистым сиянием: Гор-ча-ков.
Горчит его фамилия на языке. Покалывает в пальцах. Шумит в ушах прибоем.
Я не смогла бы прикоснуться к нему. Я обожглась бы.
– Ох, ооооо, Соня, оооо…
Прикольный этот майор. Я по-прежнему говорю ему «вы».
– А грипп не передается половым путем, как думаете?
– Соня, может быть, мы сможем жить вместе?
– Вместе с кем?
– Мы вместе.
– А, я думала, вместе с вашими родителями…
– Ты совсем меня не любишь, Соня?
– У меня к вам доброе отношение.
– Тогда почему нет?
Он нашел кодовый вопрос: почему нет? Почему бы и не жить в квартире, за которую я плачу? Почему не есть на ужин то, что я покупаю? Почему не пить вино, которое ему не по карману? Не в этом, конечно, дело. Но если еще и это прибавить…