Фантастическая проза. Том 2. Младенцы Медника
Шрифт:
Медник как раз занимался изучением этого фантома. Ему удалось установить, что спектрометр «Малверн» регистрировал фантом около сорока дней. Не исключено, что такой же фантом остается и после смерти каждого из нас. Отсюда можно, кстати, сделать вывод, что сороковины, которые отводят покойному, имеют какое-то практическое значение, и наши предки обладали знанием, которое мы бесповоротно утратили. Пока доступно?
– Более чем, – коротко отозвался Примус, рисуя в блокноте черта с оленьими рогами.
– И наличием фантома, остающегося после смерти человека, можно объяснить существование привидений и явления умерших своим родственникам, а
Он поставил чашку на стол, заложил руки за спину и сделал несколько шажков по кабинету.
– В ходе исследований удалось набрести на определенный эффект, ранее не известный науке: один из помощников Медника, исследуя лазерным лучом хромосомы собственной спермы, завернул луч в резонатор лазера и оказался под воздействием излучения. Фотоны, превратившиеся в радиоволны, считали информацию с хромосом в кювете и, если можно так выразиться, обстреляли экспериментатора. Он чуть не погиб: температура его тела поднялась до сорока одного градуса, он не мог пошевелиться, оказался полностью парализован. Его организм перестал принимать пищу… Короче, он выкарабкался чудом, хотя в науке и не принято говорить про чудеса. Но через некоторое время в лаборатории с большей осторожностью повторили эксперимент – и что же? Тяжелых последствий не было. Медник предположил, что люди, подвергшиеся подобному облучению, приобретают волновой иммунитет.
Заместитель директора увлекся. Похоже, он даже забыл о своих сомнениях в способностях оперуполномоченного Евграфова.
– Представляете себе – волновой иммунитет! – сказал он. – А какое это широкое поле для новых идей и открытий! Как, например, до сих пор пытаются предупредить одно из самых страшных вирусных заболеваний – грипп? Сыворотками. А вирус гриппа, как и вирус СПИДа, а с ними и многие другие виды вирусов, обладает способностью видоизменяться. После таких видоизменений, их называют мутациями, организм не узнает «старые новые» вирусы. Обычно болезнь поражает человека, если вирус попал в строго определенные места клеток и хромосом – так называемые «сайты-посадки». Еще Гаряев предполагал, что у вирусов есть система «радарной наводки», те самые волновые излучения и радиоволны, благодаря которым они легко распознают район внедрения в хромосомы. Надо сказать, что и сам вирус напоминает лунный модуль, приземляющийся в строго определенные места. Но если сканирующее поле вируса исказить, то он и его хромосома не узнают свое место посадки и «приземлятся» на другое, безопасное для человека. Никакого заражения не произойдет. Можно еще с помощью волновой генетики создать ложные места посадки. Этим занимался Гаряев в Москве, это же направление отрабатывал по предложению директора института Медник. Представляете перспективность подобных исследований? Можно лечить рак, массу инфекционных заболеваний…
– Вы сказали «отрабатывал», Дмитрий Степанович? – довольно невежливо перебил Примус.
– Да, – ученый сел в кресло. – Внезапно он заявил о своем нежелании работать над этим направлением. Представляете, под это выделены государственные деньги, составлены институтские планы, определены сроки, и вдруг Медник заявляет, что ему, видите ли, неинтересно заниматься данными исследованиями. Он их считает бесперспективными, а хочется ему заниматься проблемами рождаемости и
Разумеется, никто не мог ему позволить этого, мы ведь не можем менять направления работ без согласования с Академией наук. Все не так просто, нельзя же уподобить себя капризному ребенку и поставить под удар коллектив! А у нас работает не один десяток сотрудников. Директор так ему и сказал. И нате вам – Медник встает в позу, ругается со всеми, причем безобразно ругается, такое просто невозможно простить, а в довершение ко всему, швыряет на стол директора заявление об уходе. Да скатертью дорога!
– Скажите, а вы слышали от него когда-нибудь такое понятие «святой король»?
Дмитрий Степанович Хвощев отрицательно покачал головой.
– Н-нет, – сказал он. – Пожалуй, никогда.
– А чем он хотел заниматься? Ну, ведь чего-то он хотел, верно?
Хвощев опять стал прежним.
– Хотел! – недовольно сказал он. – Лечение бесплодия путем внесения в клетки спермы ДНК донора, добиться усиления и оздоровления спермы, таким образом, создание здоровых и жизнеспособных модификаций зародышей.
– Именно поэтому он начал работать в Первой больнице?
– Ну да – поэтому! – со злостью сказал Хвощев. – Просто там главврачом его приятель работал, а он в свое время с живым пророком Гонтарем в одном институте и даже в одной группе учился. У того денег куры не клюют, так он Первую больницу в порядке спонсорской помощи так оборудовал, любому московскому институту не снилось. Так что Илья Николаевич знал, куда он уходит! Он все посчитал!
– Да разве это плохо? – удивился Примус. – Ну не сошелся он с вами характерами, так в больнице он своим любимым делом мог заняться, не так?
Хвощев ехидно засмеялся.
– К деньгам он побежал, а не к науке, – сказал он. – Запомните, молодой человек, чистая наука от абортариев далека, там не открытия, а аборты делают. За деньги, между прочим!
Помолчал немного и почти мечтательно добавил:
– За большие деньги!
– Но специалист-то он был хороший? – спросил Примус.
– А вот чего не отнимешь, того не отнимешь, – согласился Хвощев. – Прекрасный, прекрасный был специалист, тут я врать не буду. Но очень уж неуживчивый! И слишком приоритет его занимал – если что-то начинал, обязательно хотел стать первым.
Глава четвертая
– Мужика опознали, – сказал Нечаев. – Ну того, которого рядом с домом Редигер нашли. Саенко Мыкола Степанович, гражданин Украины. В свое время он был подрывником в дагестанском отряде «Защитников веры», пять лет отсидел за покушение на министра Дагестана, а потом исчез. И вот объявился. Пальчики его в картотеке ОСО ГНИИЦУИ сохранились, слава Богу, не вычистили. И надо же – пригодились.
– Так ведь террорист, – сказал Примус. – Пусть и отсидевший. Разве могли его пальчики из картотеки изъять?
Нечаев кивнул на Калгина.
– А это ты у Романа спроси. Он уже две реорганизации министерских служб пережил, сейчас к следующей готовится.
Примус вопросительно глянул на оперативника из министерства.
– Все могло быть, – неохотно сказал Калгин. – Последние два года реформаторы у власти сидели. В работе ничего не понимали, но мир перевернуть им очень хотелось. А рычаг у них коротковат был – только на министерство и хватило. После того, как они отдел «А» расформировали, я уже ничему не удивляюсь.