Фантастическая сага
Шрифт:
Она стояла в сумерках под цветущей яблоней, и при каждом легком дуновении ветра на плечи ей падали, кружась в воздухе, бело-розовые лепестки. Зима прошла. Весна же была наполнена Скафлоком. Он был повсюду: в облаках, в тенях, в рассветах и закатах, в плывущей по небосклону луне. В шуме ветра слышался его голос, а в рокоте моря его смех. Потом будут, конечно, еще зимы, их ведь нельзя изгнать из ежегодной круговерти жизни природы. Но под сердцем она, Фрида, носит лето. И потому лету суждено возрождаться вновь и вновь.
Торкель собрался в плавание на Восток. По большей части, он намеревался действовать
— Как так? — вскричал Торкель. — Ты же больше всех нас мечтал о походе, а теперь вот остаешься дома.
— Ну, надо же кому-то присмотреть за хозяйством.
— На то у нас керлы есть.
— У Орма тоже керлы были, — сказал Аудун, глядя куда-то в бок.
— Хозяйство у нас куда меньше ормова, соседи рядом совсем. И потом, ты что, забыл, что после того несчастья по всей округе выставляют теперь дозоры? — проницательный Торкель устремил на сына долгий взгляд. — В чем дело, парень? Скажи мне правду. Рати, что ли, боишься?
— Ты отлично знаешь, что нет, — вспыхнул Аудун. — И хоть ненавижу я кровопролитие, всякий, кто посмеет назвать меня трусом, поплатится за то жизнью. Но в этот раз не желаю я идти в поход. И все.
Торкель кивнул.
— Так значит, дело во Фриде. Я так и думал. Но ведь у нее никого из родни не осталось.
— Что с того? Она — наследница ормовых земель. А денег я добуду. В будущем году пойду викингом.
— А как насчет ребенка, прижитого ею от какого-то бродяги, о котором она никогда не говорит, но, похоже, все время думает?
— При чем здесь это? — сердито проговорил Аудун, глядя себе под ноги. — В этом нет ее вины, и уж подавно вины ребенка, которому я с радостью заменю отца. Ей нужна помощь, нужен кто-то, кто поможет ей забыть того негодяя, который бессовестно ее бросил. Кабы разыскать его, мерзавца! Тогда вы все узнали бы, боюсь ли я сечи!
— Ну что же… — сказал Торкель, пожав плечами. — Неволить тебя я не стану. Оставайся дома, коли хочешь. — Помолчав, он добавил: — Ты прав, не пропадать же землице-то той. Потом, Фрида, наверное, будет хорошей женой и родит тебе много могучих сыновей. — Он улыбнулся, хоть во взгляде его и сквозило еще какое-то смутное беспокойство. — Поухаживай за ней, попробуй завоевать ее сердце. Надеюсь, тебе повезет больше, чем Эрленду.
Как только отсеялись, Торкель сразу же вышел в море, взяв с собой остальных своих сыновей и множество других воинов. Они намеревались посетить много разных земель, лежащих по ту сторону Северного моря, так что домой собирались возвратиться лишь в конце осени или в начале зимы. Аудун с тоской глядел вслед их кораблю. Но когда взглянул он потом на стоящую рядом Фриду, сразу же понял, что принесенная им жертва не напрасна.
— Почему ты не пошел с ними? — спросила она. — Неужто чтобы проследить за жатвой?
Уши его пылали, но он сумел-таки ответить дерзким даже тоном:
— Ты же знаешь, что нет.
Она отвернулась и промолчала.
Дни становились все длиннее, а ночи светлее, и жизнь природы, достигнув апогея
И все чаще оказывался подле нее Аудун. Иногда в порыве отчаяния она гнала его прочь. Но тогда на лице его была написана такая горечь, что Фрида потом долго мучилась угрызениями совести.
Чувства свои к ней он выражал совершенно бестолковыми какими-то словами, которые она и не слушала вовсе.
Погрузив лицо в охапку душистых цветов, которые он для нее нарвал, она видела сквозь лепестки их щенячьи-застенчивую улыбку Аудуна. Здоровенный, вообще-то довольно уверенный в себе парень этот был, как ни странно, слабее ее самой.
Если они поженятся, то это он будет отдан ей, а не она ему. То не Скафлок, а всего лишь Аудун. Где ты, Скафлок, любимый?
Но память о Скафлоке была уже чем-то вроде воспоминаний о прошлогоднем лете. Она согревала сердце Фриды, но уже больше не жгла его. Тоска же ее по возлюбленному была подобна озеру с темной стоячей водой, чью поверхность расцветили уже солнечные блики. Скорбеть до конца дней своих было бы слабостью. Если бы она, Фрида, поддалась этому чувству, то была бы недостойна их со Скафлоком любви.
Аудун ей нравился. И к тому же он обещал стать надежным защитником скафлокову ребенку.
Однажды вечером они стояли вдвоем на берегу моря. У ног их тихо плескались волны, пламенело закатное небо. Аудун взял фридины руки в свои и проговорил неожиданно решительным голосом:
— Ты же знаешь, Фрида, что я полюбил тебя еще прежде того похищения. В последнее время я не раз давал тебе понять, что желаю взять тебя в жены. Поначалу ты меня и слушать не хотела, потом выслушала, но ничего не ответила. Дай же мне теперь прямой ответ на мой вопрос. Если ты скажешь нет, я никогда больше тебя не побеспокою. Ты пойдешь за меня, Фрида?
Она взглянула ему в глаза и промолвила тихим, но твердым голосом:
— Да.
ГЛАВА XXV
В конце лета в северных землях пошли проливные дожди. Днем и ночью Эльфийские холмы были окутаны сероватым сумраком, продуваемым порывистыми ветрами и пронизанном вспышками молний. Тролли теперь редко решались покидать Эльфхолм: изгнанники-эльфы собрались уже в громадные отряды и, судя по всему, совершенно ни в чем не нуждались, получая откуда-то припасы и оружие. А ведь эльфы — известные мастера устраивать хитроумные засады. Принужденные постоянно оставаться в замке, тролльхеймские воины слонялись без дела, играли на деньги в зернь, затевали ссоры друг с другом. И пили, пили без конца. Ожесточившиеся, снедаемые подспудным страхом, они стали крайне раздражительны, и от любого неосторожно оброненного слова могла вспыхнуть драка не на живот, а на смерть. Наложницы же их, эльфийки, вдруг стали такими капризными, что и дня не проходило без того, чтобы прежние друзья не рассорились из-за них вдрызг, и часто случалось, что воины убивали друг друга из-за женщин.