Фантастическая сага
Шрифт:
— Не бойся, здесь тебе не причинят вреда, — заверил ее Скафлок. — Все будет, как ты пожелаешь.
— Благодарю тебя, — прошептала она. — Я тебе почти так же благодарна, как Богу, который…
— Нет, не произноси здесь священных слов, — торопливо перебил ее Скафлок. — Эльфы их боятся, а ведь ты у эльфов в гостях. Но в остальном ты вольна поступать, как хочешь.
— Но ты-то ведь не эльф, — медленно проговорила Фрида.
— Нет, я человек. Но вырос я здесь. Меня усыновил Имрик Хитроумный, и теперь он мне роднее, чем настоящий отец, кем бы он ни был.
— Как случилось, что ты пришел нам на помощь? Мы уж отчаялись…
Скафлок коротко рассказал ей
— Расскажи-ка лучше о себе. Кому посчастливилось вырастить такую красавицу-дочь?
Фрида при этих его словах вся зарделась, но все же послушно принялась рассказывать свою историю. Он внимательно слушал, но в тайную суть случившегося проникнуть так и не смог. Имя Орма ни о чем ему не говорило, поскольку Имрик, желая раз и навсегда оборвать всякие связи своего приемного сына с миром людей, говорил, что произвел подмену младенцев в западных землях. Больше того, одному ему ведомым способом он истребил в Скафлоке всякое любопытство по поводу его истинного происхождения. Что до Валгарда, то Фрида не могла сказать по этому поводу ничего существенного, разве только, что ее брат сошел с ума. Скафлок почувствовал, что в берсерке есть нечто нечеловеческое, но особенно задумываться об этом не стал: его занимали более важные вещи. Фрида, например. Он решил, что Валгард одержим каким-то демоном. Ну и что, что берсерк этот похож на него самого? Наверное, на него наложено зерцальное заклятие. Имрик, например, мог пожелать сделать его двойником своего приемного сына по дюжине разных причин. К тому же, никто из эльфов, с которыми Скафлок говорил об этом, ничего такого не заметил, то ли оттого, что они были слишком заняты битвой, то ли оттого, что ничего и не было, а ему, Скафлоку, просто почудилось. Вообще, все это не слишком его занимало, и вскоре мысли о Валгарде совершенно оставили его.
Фрида тоже не стала долго думать о внешнем сходстве между Скафлоком и Валгардом, поскольку сама она никогда бы их не спутала. Их глаза, губы, выражение лица, походка, речь, мысли, манера вести себя так сильно различались, что она почти и внимания не обратила на схожесть их сложения и черт. Ей подумалось мимоходом, что, может быть, у них был какой-нибудь общий предок, дан, проведший в Англии лето лет сто назад. И сразу же мысли ее обратились к другим, более важным предметам.
И неудивительно. Хотя добавленное в вино снадобье и притупило ее сердечную боль, заставить ее забыть ужас случившегося оно не могло. Едва удивление новой переменой судьбы пошло на убыль, как сдерживаемая им прежде скорбь вырвалась наружу, и Фрида горько расплакалась, спрятав лицо на груди Скафлока.
— Никого не осталось, все погибли, все, кроме Валгарда и меня. Я видела, как он убил отца и Асмунда, Кетиль был уже мертв. Я видела мать, распростертую у его ног. Я видела, как топор вонзился в тело Асгерд. Я одна осталась. Лучше бы мне умереть вместо… Мама! Мама!
— Ну, ну, утешься, — смущенно проговорил Скафлок. Воспитанный у эльфов, он и не знал, что так можно выражать скорбь по умершим. — Ты-то ведь жива-невредима, а Валгарда этого я разыщу и поквитаюсь с ним за твоих близких.
— Немного будет от этого пользы. От ормовой усадьбы остались одни головни, дети Орма все истреблены, кроме лишь двоих: безумца да бездомной скиталицы.
Девушка теснее прижалась к нему, и Скафлок почувствовал, что она дрожит всем телом.
— Помоги мне, Скафлок! Мне так страшно! Ненавижу себя за это, но ничего не могу с собой поделать. Я боюсь остаться совсем одна…
Он погладил ее по голове, потом бережно взял за подбородок
— Ты не одна, — тихо проговорил он и нежно, едва коснувшись, поцеловал ее в мягкие, теплые, трепещущие губы. От поцелуя этого у него во рту остался солоноватый привкус ее слез.
— На-ка, выпей, — сказал он, протягивая Фриде кубок с вином.
Она сделала пару глотков и затихла, угнездившись в его объятиях. Скафлок утешал ее, как мог: ему казалось неправильным, что ее вообще коснулась скорбь и горечь утрат. Ничто, никогда не должно омрачать счастье Фриды. Он прошептал заклинания, прогонявшие прочь печаль.
Фрида же вспомнила, что она — дочь Орма Сильного, который хоть и слыл весельчаком и буяном, в глубине души был очень строг к себе, и детям своим говорил: «От судьбы не уйдешь, но никто не в силах отнять у человека мужество, позволяющее сносить ее удары».
Наконец, успокоившись и даже немного любопытствуя по поводу всяких диковин, которые Скафлок обещал ей показать, девушка отстранилась от него и проговорила:
— Спасибо тебе за доброту. Я снова владею собой.
— Тогда не грех и покушать чего-нибудь. Не все же тебе поститься.
Подле ложа для Фриды было приготовлено платье, обычный наряд эльфиек из прозрачного шелка.
Хотя Скафлок, вняв ее просьбе, и отвернулся, пока она переодевалась, Фрида все равно зарделась как маков цвет, ведь одеяние это мало что скрывало. Но когда он надел ей на руки тяжелые золотые обручья, а на голову бриллиантовую диадему, она не могла не почувствовать удовольствия.
Пройдя по невидимому полу, они вступили в длинный коридор, чьи стены не вдруг, а как бы постепенно выступили из окружающей дымки. Стены эти были мраморные, украшенные сверкающей колоннадой, а также яркими коврами и гобеленами, изображения на которых извивались в медленном, фантастическом танце.
Повсюду сновали рабы-гоблины, являвшие собой нечто среднее между троллями и эльфами: они были зеленокожие и приземистые, но при этом довольно симпатичные на вид. Фрида вскрикнула от испуга и прижалась к Скафлоку, когда мимо них прошествовал какой-то желтый демон с канделябром, впереди которого вышагивал гном со щитом.
— Ой, что это? — прошептала она.
Скафлок усмехнулся:
— Это китайский шэнь. Мы взяли его в плен во время одного из походов. Он силен и вообще из него вышел отличный раб. Только вот беда: шэни могут двигаться только по прямой, если только не отразятся от стены. Поэтому там, где надо заворачивать, гном ставит щит по диагонали на перекрестье коридоров, чтобы демон мог отразиться от него, как свет от зеркала.
Фрида рассмеялась, и Скафлок подивился чистоте и беззаботности ее смеха. В веселье эльфиек всегда сквозила скрытая насмешка, фридин же смех лился, как утренний свет в пору цветения.
Усевшись вдвоем за стол, они стали угощаться редкими мясными деликатесами. Скафлок сложил вису:
Дружба лишь крепнет от вин и от яству Дружеский пир — есть сплочение братств. Трапеза та, что вкусишь поутру, Паче другой драгоценна нутру. Я ж не могу воздать яствам сполна. Мне нынче иная услада дана. На стол не взгляну: предо мною сейчас Южанки краса — наслажденье для глаз.При этих словах Фрида, хоть и потупилась и покраснела, но не могла не улыбнуться.