Фантастические рассказы

Балабуха Андрей Дмитриевич

Я кивнул. Мне было знакомо подобное ощущение.

– Сантиментщики несчастные, - буркнул Лешка.
– Знаю я, к чему ты, Володька, подбиваешься. Не выйдет! Если нужно, я тебя свяжу и сторожить буду, дурня, понял? Я сказал: никакой самодеятельности! Чок вот не вернулся, а с его чутьем это легче, заметь. Может, диво только с нашей стороны видно, какое-нибудь оно одностороннее. Туда можно только хорошо оснащенной, продуманно организованной экспедицией идти. Гусары-одиночки нынче ни к чему. Сам посуди, чего ты добьешься? Ведь если это чужой мир его же исследовать надо, изучать! А что ты

можешь один? С твоими возможностями, знаниями? Колумб-третьекурсник... Даже если сумеешь благополучно вернуться, ты не принесешь никакой ценной информации, а лезть туда ради самовыражения - не слишком ли эгоистично! Предположим даже, что ты что-то узнаешь, поймешь. Кому и что это даст, даже если ты вернешься? А это не только не гарантировано, но просто-напросто почти невероятно.

– Можешь не сторожить!
– великодушно разрешил Володька.
– Не сбегу. Чошку вот жалко...

– Жалко, - согласился Лешка.
– Хороший был щен. Почему собаки вечно должны за людей страдать?..

Мы помолчали. Еще по разу приложились к бутылке, потом Лешка размахнулся и бросил ее в темноту - она с треском упала.

– Зря, - сказал я.
– Зачем лес загаживать, Лекс?

Лешка не прореагировал.

– Ну, я спать пошел, - сказал он после паузы.
– Вы еще долго?

– Нет, - отозвался Володька.
– Поболтаем еще чуть-чуть - и тоже на боковую.

Проходя мимо меня, Лешка шепнул:

– Ложись сегодня с ним, Дюдыч. На всякий случай...

Я кивнул.

Володька вытащил из костра ветку, прикурил.

– Знаешь, Дим, меня это порой пугает...

– Что?

– Рассудочность наша. Это - неразумно, то - нерационально. И верно, неразумно и нерационально. Только вот попалось мне, помнится, такое определение... Не то у Веркора, не то еще где-то: человек - существо, способное на алогичные поступки. Скажи, ты никогда Армстронгу не завидовал?

– Терпеть не могу джаз.

– Дурак, я про Нейла! Я вот часто думаю: каково ему было, впервые ступившему на Луну? Впервые в чужом мире - и он вокруг тебя, под ногами... Как я ему завидовал, Дим! Я тогда еще совсем мальчишкой был. Да и сейчас завидую, что греха таить. И Крымову со Скоттом - на Марсе.

– Никогда им не завидовал. Понимаешь, они к этому готовились - долго, тщательно. Без малого всю жизнь. Это мы отсюда им завидуем: ах, сверкающа почва Луны!.. А для них это работа. Тяжелая. И, конечно, интересная. Вот чему можно позавидовать: они место свое нашли, дело свое. А это все романтика, которая, как известно, уволена за выслугой лет.

– Шиш тебе!
– Избытком вежливости Володька, увы, не страдал.

Мы опять помолчали. Кофе совсем остыл, и я допил его одним глотком.

– Ну, пошли спать, что ли?

– Иди. Я сейчас, только взгляну еще раз на диво. Эх, Дим, до чего Чошку жалко!.. Может, вместе сходим?

– Сейчас там все равно ничего не видно - темь одна. Попозже надо, когда там рассветет.

– Ладно, иди спи, медведь. Спокойной ночи! И не бойся, не сбегу.

Володька ушел. Я забрался в их палатку - она была просторная, четырехместная, не то что наша с Лешкой "ночлежка". Через открытый вход был виден костер - тлеющие

угли, по которым изредка пробегали робкие язычки умирающего огня. От вида гаснущего костра всегда становится неуютно и грустно... Уже засыпая, я услышал, как вернулся Володька. Он проворчал что-то насчет бдительности и опеки и улегся. Через пару минут он уже спал, посапывая и изредка всхрапывая. Тогда и я уснул окончательно.

Когда я проснулся, было еще совсем темно. Я взглянул на часы - четыре. Но спать почему-то уже не хотелось. Я встал и тихонько, чтобы не разбудить Володьку, выбрался из палатки.

"Диво", слава богу, никуда не делось. Рассвет там еще не наступил, и оно сгустком тьмы висело на фоне темного леса. Я долго всматривался в эту черную бездну - так долго, что под конец мне стало мерещиться, будто там, в глубине, движется робкая светящаяся точка, словно кто-то идет с фонарем... Я протер глаза. Точка исчезла.

Вернувшись к палаткам, я постоял в раздумье, покурил. Будить их или нет? Я представил себе сердитую Лешкину физиономию и рассмеялся. Набрав в грудь побольше воздуху, я заорал во всю мочь:

– Вставайте, дьяволы! День пламенеет!

Володька вылетел из палатки, как чертик из табакерки.

– Что случилось?

– Ничего, Володечка, просто я хотел пожелать тебе доброго утра.

Володька аж задохнулся:

– Ну, Димка!..

– Что-то Лешка не просыпается, - сказал я.
– Пошли, вытащим его из берлоги!

Лешки в палатке не было. Мы удивленно посмотрели друг на друга:

– Куда его унесло?

– Может, прогуляться решил? С ним бывает. Ничего, скоро вернется.

Через час Лешка еще не вернулся. Мы наскоро позавтракали, петом обнаружил, что у меня кончились сигареты, и полез за ними в палатку. Тогда-то я и обнаружил записку, прижатую "Спидолой".

"Ребята! Я ухожу. Это неразумно, знаю. Но не могу иначе. Чудо происходит лишь один раз, а не то - какое ж оно чудо? И нельзя пропустить его, чтобы потом не каяться всю жизнь, Это эгоистично - я иду для себя, а не для других. Но идти должен.

Я взял твое ружье, Володя, кое-что из продуктов и почти все ваши сигареты - не серчайте.

И не думайте, что я собираюсь жертвовать собой, - уходя, всегда думаешь о возвращении. Я вернусь.

Постарайтесь понять и не осудить.

Ваш Лешка".

Впрочем, записку мы дочитали уже потом. А тогда, переглянувшись, мы ринулись напролом, обдираясь о ветви елей и колючие кусты можжевельника. И - с разгона проскочили между соснами, ограничивавшими "диво". "Диво", которого уже не было.

– Леша!
– заорал я, понимая, что это бессмысленно, что он не услышит, что его уже нет нигде в нашем мире.
– Лешка!
– Я ругался, что-то кричал не помню уже что, но что-то бессмысленное и громкое, а в мыслях билось одно: "Что ты наделал, дурак, что ты наделал?!"

Володька тряс меня за плечо. Лицо у него было совершенно мертвое, глаза сразу ввалились, губы вытянулись в ниточку.

– Это я, - сказал он механическим, странно спокойным и ровным голосом.
– Это я должен был пойти, а не он. Он мое место занял. Я болтал, а он пошел. Понимаешь, это я должен был пойти...