Фантастика 1981
Шрифт:
Тогда Кибальчич проснулся. Он вообще не мог сказать, спал ли эту ночь. Ночь была последняя в его жизни, а может, от этого и странная.
Да-да, сначала пришел священник. Он стал с ним спорить о загробной жизни, пытался что-то говорить о множественности миров, а глупый старик смотрел на него удивленно.
Потом… Да, потом было… Потом была дремота, надзиратель, прокурор, а он хотел спать, в последний раз выспаться, а потом…
А потом…
Он проснулся от присутствия в камере человека. Сначала пахнуло чем-то горьким, похожим на керосин, а потом он почувствовал,
У стены стоял человек в коротком, необычном для взгляда пиджаке. Он удивленно озирался.
Кибальчич мгновенно сел на кровати. Об этом он слышал от товарищей - в последнюю ночь заключенных пытают…
– Что вам угодно?
– хватаясь за прикованный к полу табурет, спросил он.
– Извините, - растерянно произнес незнакомец.
– А вы… Вы кто? Вы не из нашей группы!
– Перестаньте, - поморщился Николай Иванович, - эти штучки не пройдут…
– Извините, - смутился незнакомец, - так вы не из архива? Впрочем, что я говорю… А, вы, наверное, с киностудии?…
Он посмотрел на огромные квадратные часы, застегнутые ка залястье, и покачал головой.
– Извините, я первый раз… Какая киностудия! Перенос произошел нормально. А сейчас, по всей видимости, два часа тринадцать минут 2 апреля 1881 года.
– Нет, - съязвил Кибальчич, - третьего апреля.
– Ага, - сказал незнакомец, - понятно: потери при переносе.
– Что вам угодно?
– еще раз спросил Кибальчич.
– Больше того, что я сказал на следствии и суде, говорить не намерен.
– Простите, - подошел поближе незнакомец, - нельзя ли узнать, кто вы?
– Приговоренный к смертной казни Николай Иванов Кибальчич…
– Кибальчич!
– обрадованно вскрикнул незнакомец.
– Да вы-то нам и нужны!
Дверь неожиданно отворилась. Незнакомец щелкнул какой-то штукой и исчез.
Смотритель и надзиратель вошли, убрали посуду со стола и посоветовали спать.
Когда они вышли, незнакомец появился вновь. Кибальчич потер глаза, потом набрал воды из умывальника и вымыл лицо.
Незнакомец сидел на его кровати.
– Ничего не понимаю…
– Я могу объяснить, - с готовностью предложил незнакомец.
– Погодите, как же они вас не увидели? Вы что, невидимой шапкой владеете?
В Кибальчиче заговорил ученый, чего он уже давно от себя не ожидал. С тех пор, как передал через адвоката Герарда на рассмотрение ученых проект своего летательного аппарата.
– Я все объясню. Но сначала скажите: вы написали проект?
– Летательного аппарата, да?
– Его самого. Где он?
– Передал господину Герарду для передачи через господина министра комиссии ученых.
Незнакомец полез в пиджак и вытащил несколько фотографий.
– Он?
С первого взгляда Кибальчич узнал свой почерк, свои чертежи. Потом отшатнулся, затем впился глазами в фотографии.
В верхнем левом углу на каждой фотокопии его чертежей и описания стоял штампик.
– “Из фондов бывшего Департамента полиции”, - прочитал он, и голос его внезапно охрип.
– Что это значит?
– А то это и значит, - грустно сказал незнакомец, - что никаким ученым
– Позвольте, позвольте, какая революция?
– Голова у Николая Ивановича несколько закружилась.
– В 1917-м? Это через тридцать шесть лет?
– Успокойтесь, - усадил его рядом незнакомец, - я вам все расскажу.
“Самое страшное для него потрясение не в том, что “Народная соля” шла неправильным путем. Это он понимал. Не было тогда просто другой активной склы для борьбы с царизмом. И это он понимает. Страшное для него, что его чертежи столько лет провалялись в архивах”.
“Почему я так верил, что проект дойдет до ученых? Кто я для них? Цареубийца. Впрочем, при чем здесь это! Ученые рассмотрели бы проект, если бы он к ним дошел. Но эти мерзавцы побоялись. Правильно, вот в чем дело. Еще бы - цареубийца и предлагает проект воздушного корабля”.
“Поймет ли он, что его идеи устарели? Правда, Циолковский позднее разработал теорию ракеты, но придумал-то Кибальчич раньше.
“Но я все-таки молодец. После пяти лет подполья не забыть основы механики, физики, химии и придумать мой аппарат. Спасибо за комплимент. Э, химию-то я забыл… У этого, из Калуги, как его фамилия, ну да неважно, спрошу, ракета летит на жидком горючем, а у меня на твердом. У меня пироксилин или. сжатый порох. Или смесь. Месяц поэкспериментировать, и сам бы додумался до жидкого топлива. Не будет. И не будем! Скажи спасибо, что тебе единственному из современников удалось поговорить с будущим”.
“Проект был разработан им в тюрьме. А мы искали дополнение к проекту. А он его не писал. Это дополнение у него в голове. А как мы его искали! Это в воспоминаниях Герарда, адвоката, есть фраза: “Передал проект и дополнение к проекту”. А мы думали, что он его действительно написал. Погорит теперь федотовская статья”.
“Дополнение к проекту я задумывал и даже сказал Герарду, что написал его. Но я не писал. Я думал над ним. Это должно было быть философское обоснование необходимости полетов за атмосферу. Я еще вынашивал в тот день идею скафандра типа водолазного… Но так и не додумался до ее переноса на бумагу - Желябов говорил на процессе, и мне было не до космоса”.
“Что ему говорить, что рассказывать?
– время на исходе. У нас час, мощностей не хватит на большее. Теперь главное, зачем лично я согласился на этот временной перехода увезти его к нам. Его же убьют завтра! Если он согласится, то остатка мощностей хватит на нас обоих”.
“Интересно, на других планетах тоже борьба? Или они давным-давно прошли стадии свержения самодержавия, установления демократической республики и у них прекрасная жизнь? По всей вероятности, так. Земля - сравнительно молодая планета. Посмотреть на тех, кто еще борется. Неужели и они ошибаются: кидают бомбы, организуют заговоры, вместо - того чтобы… Вместо чего? Ты слишком мало занимался теорией, ты весь провонял динамитом, ты просто нутром чуял, что путь неправилен. Ыо не было другого пути! Или смириться с существующим, или бороться. Как подсказывало время”.