Фантастика 1982
Шрифт:
Я лежал, думал, осуждал Гену, оправдывал, жалел. Представлял его в роли космонавта-няньки, а Володю - в роли малыша, слушающего сказки. Это было несмешно, немного жутко.
– Асцелла, дельта Стрельца, - сказал Бугров.
Я приподнялся на локте. В комнате было полутемно. Наступил вечер, а Володя не зажигал света. Включился транслятор, соединенный с магнитофоном в лаборатории. Секунду было тихо. Потом шорох - обычный шорох сматываемой
И неожиданно высокий звук выплыл из динамика, разлился, заполнил комнату. Звук казался плотным, как осенний туман, он заползал всюду, я слышал его в себе, и еще слышал, как билось сердце. Голос звезды ширился, стал ниже, гуще, будто сливались ручьи. Я думал, что не выдержу напряжения. Опять не хватало воздуха, сердце будто взрывалось при каждом вдохе, я слушал и не верил. Не могло быть все так просто: темная комната, силуэт Бугрова в переплете окна, тень Гены, склонившегося надо мной вопросительным знаком - и песня. Звездная песня, которую не успел услышать Поздышев, в которую не верил Одуванчик, о которой не хотел думать Олег. Песня, впервые звучавшая для людей.
– Арктур, - сказал Володя.
Я вспомнил свое разочарование, абсолютный нуль в звуковом спектре, далекую неспетую песню. Значит, Володя не поверил моим расчетам? Решил убедиться, что Арктур молчит?
Я услышал, как из глубины комнаты поднимается волна цунами, растет, становится выше гор, выше неба. Падает. Сейчас захлестнет все, сомнет, уничтожит. Неожиданно звук изменился, стал выше и одновременно как-то спокойнее, я понял, что Володя переключил прибор на другую частоту. Секунда - высота тона подскочила еще раз, а потом еще и еще, и наконец звук исчез, оставив в ушах уходящий в высоту звон.
Стало тихо, и я увидел, что стою возле Бугрова, а Гена держит меня за плечи и тихо повторяет: - Ты бы лег, Сережа… Слышишь, Сережа…
Я вернулся на постель, почувствовал, что весь дрожу. Закрыл глаза, лежал, прислушивался. “Успокойся, - подумал я, - это только начало. Но где я ошибся? Модельная задача и приближенное решение…” Должно быть, я сказал это вслух, потому что Володя отозвался, усмехаясь:
– Ошибки не было, Сергей. Я не сказал главного: звуковые частоты в песне Арктура распределены по ряду простых чисел. Первая частота - восемнадцать герц, инфразвук. Второй обертон выше первого в три раза. Я говорю обертон, но это самостоятельная частота, назови ее как хочешь. Потом идут отношения: пять, семь, одиннадцать, тринадцать… Вплоть до мегагерца - дальше прибор не воспринимает.
– Совпадение, - сказал Гена.
– Подумай сам, Володя, ты же ученый.
– И потому должен бояться предположений?
– Каких предположений?
– закричал я. Конечно, у Володи уже появилась идея, и я даже начал понимать какая, но это было невозможно, Арктур не мог, не должен был звучать!
– Володя считает, - сказал Гена, - что звуковой спектр Арктура имеет искусственное происхождение.
– А что?
– с вызовом сказал Бугров.
– Ряд простых чисел - не убедительно? Сережа, убедительно
Я промолчал. Дай мне прийти в себя, Володя. Искусственные сигналы… Нет, это слишком. Почему? Только потому, что никто еще не имел дела с такими сигналами? Поддаться соблазну красивой гипотезы легко. Вот ведь, когда открыли пульсары, тоже считали, что их сигналы искусственные. Оказалось - нет. Но сигналы пульсаров всего лишь строго периодичны, а здесь ряд простых чисел…
– Временные вариации, - подумал я вслух.
– Рерно.
– Володя широко улыбнулся.
– Если сигнал разумен, он должен меняться со временем, должен быть модулирован. Зачем мы спорим? Небо чисто, и звезды рядом. Будем слушать напрямую. Я пойду в павильон. Выход из космофона, Сережа, дам на внешний динамик, вы услышите.
Бугров вышел, не обернувшись, будто боялся, что его задержат, не позволят уйти, не дадут слушать звезды. Мы с Геной сидели молча, а потом динамик зашипел, и голос Володи сказал:.
– Арктур. Он сегодня какой-то необыкновенный, - легкий смешок, - Или у меня настроение такое? Арктур, альфа Волопаса. Включаю аппарат, ребята. Частота двести семьдесят герц. Слушайте…
Молчание. И чистая нота, будто звук кларнета, нет - электронного органа. Кристально чистая нота - без обертонов.
Звук ослаб, потом опять стал громче, я подумал, что это Володя манипулирует с усилителем.
– Что ты там крутишь?
– спросил я.
Володя не мог слышать вопроса, но будто почувствовал его.
Наверно, понял, о чем мы здесь думаем. Сказал:
– Я не кручу, ребята. Я сижу тихо, очень тихо. Это там…
Звук затрепетал. Ослабевал и наливался силой, будто верхняя нота, взятая неопытным певцом.
– Амплитудная модуляция, - сказал Гена.
– Значит, так?
– вырвалось у меня.
– Значит, это они?
Гена не ответил, смотрел в динамик, как в экран телевизора.
Далекая песня Арктура становилась все отчетливее. Звук вибрировал и замирал, возвышался до крика и затухал до едва слышного шепота. И я знал, что это не Володя возится с усилителем, что это там…
И Чемоданчик уложили за несколько минут. Володя принес километровую бобину с пленкой, затолкал ее на самое дно. Сверху легли регистрограммы - звуковые спектры восьмидесяти девяти самых ярких звезд, все, что мы успели сделать за Шесть ночей.
– Порядок, - равнодушно сказал шофер Толя.
– Пойду погляжу, как там маслопровод.
“Газик” стоял около метеостанции. Дождь, прошедший ночью, смыл с его боков дорожную грязь, и солнце десятками бликов отражалось от стекол и металлических бортов.
– Посидим, - сказал Володя и уселся прямо на мокрую землю. Я опустился на чемодан.
– Помогу Анатолию, - сказал Гена и тоже полез под машину.
Володя смотрел на меня, улыбался, и я не знал, грустно мне или хорошо. Не хотелось уезжать, тем более теперь, когда я уже все знал, когда все события прошедшего года встали на свои места, получили объяснение.