Фантастика 1983
Шрифт:
– Здравствуйте, Вадим Сергеевич, - узнал он голос в трубке, это звонил студент-дипломник Корчагин, некогда проходивший практику в его мастерской.
– Мне случайно сегодня досталась прелюбопытнейшая штука… Кто-то забыл в машине, а шофера я знаю. Представляете себе - плоское изображение становится объемным! Нужно только посмотреть в окуляры… Вот какая штука! Представляете? Может ли такое быть?…
СПАРТАК
– Посадка на Юпитер, понимаете? Впервые в истории космических исследований! Прыжок в мутный океан из водорода и гелия!
– Иванов говорил немного обиженным голосом, будто перед ним сидел не Борьба Васильевич Макушкин, обыкновенный ростовик, а железобетонный консерватор, которому плевать на научно-технический прогресс.
– Понимаете: не Луна, не Марс, а Юпитер!
Борьба Васильевич уныло рассматривал обширную комнату, похожую на пещеру. С потолка сталактитами свисали провода, кабели, массивная люстра. Роль сталагмитов играли стеллажи, заполненные всевозможными приборами и радиотехнической аппаратурой. Между стеллажами змеился узкий проход, теряющийся в полутьме. Сходство с карстовой пещерой завершалось журчанием воды из крана и селитряными запахами.
Хозяин комнаты не вписывался в интерьер. Был он по-московски шикарен, холен, выбрит, отутюжен и благоухал. На Макушкина горохом сыпались непонятные слова:
– Магнетроны!… Митроны!… Объемные резонаторы!…
“Чушь собачья, - думал Борьба Васильевич. Ему было неудобно на высоком лабораторном табурете - ноги болтались в воздухе, сырые брюки липли к телу.
– Зачем меня послали сюда? Какая связь между ростом кристаллов и Юпитером? Говорит и говорит… Скоро час, магазины закроются!…”
– Оксидно-ториевые катоды!… Сверхвысокие частоты!…
“Сыру надо купить, - думал Макушкин.
– Леля любит сыр”.
– Тороидальные диэлектрики с высокой проницаемостью!
– При чем здесь я?
– вслух сказал Макушкин.
Иванов угас на полуслове. Минуту молчал, отколупывая от столешницы нашлепку канифоли. Просительно понизил голос:
– Кристаллы нужны, Борьба Васильевич,
– Какие кристаллы?
– Те, что вы растите.
– А Юпитер при чем?
– Я же рассказываю… Для низкочастотных волн атмосфера планеты непрозрачна. Поэтому телеметрическая и радиолокационная аппаратура на посадочном модуле будет оснащена магнетронами. То есть приборами для генерации и усиления колебаний в диапазоне сверхвысоких частот. Основное рабочее тело в них - объемный резонатор, выточенный из кристалла.
– Так пишите заявку на имя нашего директора…
– Видите ли, - Иванов еще более понизил голос, - нам нужны кристаллы с добавкой оксида тория.
“Ух ты!
– Борьба Васильевич опустил голову и вцепился пальцами в клок волос, свисающий на лоб. Мысли о сыре и масле мгновенно погасли. Ввести в кристалл радиоактивный элемент! Этого еще не делали. Заманчиво… Но у тория ионный радиус великоват. В мои кристаллы не влезет. Впрочем…”
– Сколько тория надо ввести?
–
– Порядка трех процентов.
“Ну, это еще ничего. Столько-то втиснется. Решетка, правда, будет деформирована, в кристаллах появятся трещины. Но куски-то останутся. Куски-кусочки… Ах, черт! Торий четырехвалентен, а у меня все трехвалентно. Плешь!… Почему плешь? Добавлю к торию какой-нибудь двухвалентник.
– Борьба Васильевич посучил ногами, с ботинок посыпалась засохшая грязь.
– В среднем получится трехвалентная пара элементов. Карош турка Джиурдина!
– похвалил Макушкин сам себя, но тут же испугался: он не учел летучести оксидов.
– Чушь собачья, я же работаю в глубоком вакууме! Торий, конечно, не испарится, а где взять нелетучий двухвалентник? Надо работать в газе, а это не моя епархия…”
– Вы обратились не по адресу, - сказал с сожалением Борьба Васильевич.
– Вам надо в институт кристаллологии.
– Почему?
– Иванов недовольно поморщился.
– У них есть установки, работающие под давлением газа.
– Но нам нужен сверхчистый кристалл. Нам нужен кристалл, из которого удалены все вредные примеси.
– Сказки, - буркнул Макушкин.
– В вакууме торий не войдет.
– А как же вы писали… - Иванов порылся в груде бумаг на столе, вытащил книжку в бумажном переплете.
Борьба Васильевич поджал ноги и нахохлился как воробей.
Лицо его покраснело, еще резче обозначился вертикальный шрам на правой щеке. Книга вышла два года назад, а до этого три года бродила по рецензентам, экспертам, редакторам.
Да еще год пролежала в издательстве.
– Монография устарела.
– Не скажите. То есть, естественно, некоторые детали уже не новы. Но ваши идеи о зонной очистке и вакуумной кристаллизации весьма злободневны. Мы очень внимательно читали.
– Правда? А на многокомпонентные системы и на причины трещиноватости кристаллов обратили внимание?
– Поэтому мы выбрали вас, а не институт кристаллологии.
– Да?… Ну, если так… Если вы считаете… - Макушкин помолчал и вдруг зажегся: - Так вы говорите - Юпитер? Ха!
– Вот,и славно! Рад, что мы договорились.
Борьба Васильевич сполз с табурета и подхватил портфель, покрытый какими-то белесыми пятнами. Неловко потоптался, протянул растопыренную пясть:
– Так я пошел?… Да! С оксидом тория не выручите?
Иванов смотрел на него со странной улыбкой. Уведя глаза в сторону, сказал:
– Торий мы привезем. Гм… Борьба Васильевич, у вас костюм не в порядке.
– Где? А-а-а… Ну, ладно.
– И пошел между радиотехническими сталагмитами, застегивая ускользающие, йак арбузные семечки, пуговицы.
Моросил апрельский дождик. Александровский сад и Манеж таяли в сизоватой дымке. По проспекту Маркса шелестели машины, выпуская из-под передних колес красивые веера брызг. Борьба Васильевич поежился, поднял воротник костюма. Москвичи и гости столицы теснили его плечами, подталкивали в спину, осыпали с зонтиков холодными каплями. Они не подозревали, что от сгорбленного человечка, одетого в мешковатый вельветовый костюм, зависят сроки высадки на планету Юпитер…