"Фантастика 2-23-120". Компиляцмя. Книги 1-20

Корнев Павел Николаевич

— Будем скупать! — объявил Гуревич. — Выдавать их начнут с первого числа, пока есть время всё обдумать и прикинуть, как скупку организовать. Андрей, это на тебе помимо основной деятельности. Тихон выдаст деньги. Думаю, по четыре-пять тысяч брать станем, конкретную цену назову ближе к делу.

— Ваучер же десять штук стоит? — не сдержал удивления Костя Чижов.

Воробей язвительно рассмеялся.

— Ты ещё про две «волги» вспомни! — не удержался он от подколки.

— Десять тысяч — это просто номинал, люди их

за бесценок скидывать начнут. Ваша задача — брать как можно больше и дешевле. Что не потратите, оставите себе. Но если пожадничаете, то вообще ничего не заработаете. Важно золотую середину найти.

Пацаны оживились, меня эта схема безучастным тоже не оставила. Алкашам вечно денег на водку не хватает, сразу начнут искать, кому бы приватизационные чеки сбыть. Да и нормальным людям зарплату не платят или платят мизер — далеко не все в смутные перспективы вкладываться станут. Кушать-то здесь и сейчас хочется, а не когда-нибудь потом. У многих те самые пять тысяч — месячная зарплата. Что касается фиксированных расценок, так это тоже понятно. И стимулировать скупщиков надо, и не проконтролируешь расходы в любом случае.

— Предлагаю разбиться на тройки, — продолжил инструктаж Гуревич. — Один в стороне с деньгами стоит, второй с небольшой суммой на руках скупает, а третий принимает чеки на хранение. Не складывайте все яйца в одну корзину!

— А если отоварят? Ограбят, в смысле? — уточнил Воробей. — Всякое случиться может.

— Это ваши риски. С вас либо деньги, либо ваучеры.

Пацаны слегка поостыли, но от реальной возможности заработать никто отказываться не собирался. Ну да — с одного ваучера, если повезёт, выхлоп получится больше, чем с целого вечера, проведённого за сборкой мебели.

Гуревич общее настроение, как видно, уловил и счёл нужным предупредить:

— Фасованный сахар нужен будет постоянно. Я переговорю с покупателями, конкретные объёмы Тихон озвучит. Андрей, обеспечь, очень тебя прошу.

— Сделаем, — пообещал Фролов.

Роман Маркович поблагодарил его и спросил у сына, который подключал игровую приставку к привезённому сюда из гаража чёрно-белому телевизору:

— Лёня, ты едешь?

— Нет, пап. Задержусь.

Гуревич вышел, тогда Тихон Морозов открыл общую тетрадь и спросил:

— Серый, ты когда сахар фасовать будешь? На какой день тебя ставить?

Мне вписываться в общий график нисколько не хотелось, так и ответил.

— Ни на какой.

— А чё такое? — вскинулся Зинчук. — Енот, ты чё откалываешься?

— Да западло людей обвешивать, — ухмыльнулся я в ответ.

Евген набычился, но его оборвал Фролов.

— Жень, не лезь, а? — попросил он. — Серый, с мебелью-то поможешь?

— Само собой, — пообещал я и уточнил: — На вечер всё в силе?

Андрей кивнул.

Дома я первым делом побрился, потом полез в ванну. Вымылся, вытерся, подобрал к джинсам фланелевую рубаху — чистую

и ещё не слишком протёртую. Потом просмотрел конспекты лекций, попытался вникнуть в премудрости высшей математике, но не особо в этом преуспел и отложил, взялся готовиться к завтрашнему семинару. А там и телефонный звонок раздался.

— Серёжа! — прошептала трубка. — Заходи!

Я быстро спустился на седьмой этаж, где у приоткрытой двери в белой блузе и юбке до колен меня уже дожидалась Зинка с волнистыми локонами распущенных волос, подведёнными глазами, зелёными тенями и накрашенными губами. Даже поцеловать себя не позволила, только и дала, что в щёчку чмокнуть.

— С днём рождения! — поздравил я девчонку и вытянул из нагрудного кармана цепочку — тоненькую и невесомую, зато изящную и золотую.

Зинкины серые глазищи просто-таки округлились.

— Серёжа, ты с ума сошёл?! — прошептала она и тут же примерила цепочку, застегнула крошечный замочек. — Ну как?

— К серьгам просто идеально подходит, — уверил я подругу.

И тут из квартиры донёсся голос тёти Софьи.

— Зина, кто там?

Девчонка ухватила меня за руку и потянула через порог.

— Это Серёжа!

Что называется, картина маслом «Не ждали». Ну да — маменьку Зинка о моём визите в известность не поставила, а вот Борис Ефимович сориентировался как-то слишком уж быстро и сразу вынес с кухни дополнительный стул.

— Не стой в дверях, будто не родной! — приободрил он меня. — Проходи за стол!

Был дядя Боря весел и самую капельку под хмельком, перечить ему и портить дочери праздник тётя Софья не решилась. Её обыграли технично и непринуждённо, словно вратаря при выходе двое против одного.

За столом в зале помимо Зинкиных брата с сестрой обнаружились и гости. Взгляд сразу зацепился за яркой внешности тётеньку, пышнотелую, но вовсе не полную, в самую малость тесноватом платье с глубоким вырезом декольте. Компанию ей составлял мужчина в костюме и без галстука, весь какой-то невзрачный, если не брать в расчёт слишком уж живые глаза, умные и цепкие. Ещё присутствовал их отпрыск — а сто к одному, что дело обстояло именно так, — который сложением пошёл в папу. Был он, как мне показалось, ровесником Зинки или самое большее на пару лет её старше.

— А что же Серёжа без цветов? — сразу поинтересовалась незнакомая дамочка.

Я взглянул на выставленную в центр стола вазу с тремя красными розами и ответил чистую правду:

— Не подумал.

Просто ничего иного в голову не пришло, ладно хоть ещё удержался и не ляпнул избитую фразу: «дети — цветы жизни», которая так и вертелась на языке.

— Сюда проходи! — позвал меня Борис Ефимович, который уже избавился от пиджака и ослабил узел галстука.

Я сел рядом, и тётя Софья выставила передо мной принесённую с кухни тарелку, выложила рядом салфетку и вилку.