Фантастика № 2.2011 Приложение к журналу "Знание-сила"

Харичев Игорь

— Любопытно, — процедил я.

Он все же сумел меня убедить. Я по натуре человек недоверчивый и ужасно консервативный. Все новое вызывает во мне протест и отторжение. К тому же я и в самом деле чувствовал себя усталым, сам не знаю отчего. Тем не менее, я все же поинтересовался:

— Ну, а в чем проблема? Идите, запатентуйте ваше изобретение. Я так полагаю, что потом можно будет каждому вставить куда-нибудь батарейку, и он сможет в течение дня заряжать ее, а по вечерам перекладывать в фонарик и освещать город?

— Ну,

зачем же так примитивно? — обиделся экспериментатор. — Я ведь не шучу, это абсолютно серьезно. А проблема действительно существует. В процессе моих исследований я обнаружил, что количество негативных эмоций многократно превышает количество положительных. Да и сила негативных эмоций значительно больше.

— И о чем это говорит?

— Прежде всего, о том, что в нашем обществе не все благополучно. Это, кстати, по вашей части — вопрос социальный. А что касается физики, то слабость и рассеянность энергии положительных эмоций очень усложняет процесс ее улавливания.

— То есть, вы хотите сказать, что негативные эмоции вы научились улавливать?

— Именно! — воскликнул экспериментатор, подняв кверху указательный палец. — Аппарат, который я сконструировал, способен улавливать и накапливать в себе эту энергию.

— Так это хорошо или плохо?

— Это хорошо. То есть, плохо, что количество негативных эмоций свидетельствует о нездоровье общества, но хорошо то, что эту отрицательную энергетику — энергию негативных эмоций, и, в первую очередь, энергию гнева, можно использовать во благо, то есть оздоровлять общество. Но есть одно «но».

— Какое?

— Существует вероятность того, что «плохая» энергия не захочет творить добро и принесет только вред.

— Ну, это уже мистика какая-то! — усмехнулся я.

— Зря иронизируете, — вздохнул экспериментатор. — Это только на первый взгляд чистая физика. А как копнешь глубже, понимаешь, что все это уже выходит за рамки традиционной науки, за рамки «нормальности». Я пока сам не вполне могу объяснить все возникающие при этом процессе явления. Знаю только одно — явления есть, и этим надо непременно воспользоваться. Для этого я и сконструировал свой аппарат.

— Хотелось бы на него взглянуть, — недоверчиво произнес я.

— А я вам сейчас покажу.

Он подскочил с табурета и выбежал из кухни, а через несколько мгновений уже стоял в дверях, протягивая небольшую металлическую коробочку, увенчанную чем-то похожим на елочку, и опоясанную рядом разноцветных мигающих лампочек.

— Что это? — спросил я, привстав.

— Эмовератор! — гордо произнес экспериментатор. Лицо его сияло, глаза горели, губы взволнованно подрагивали. — Или, проще говоря, конденсатор гнева. Конечно, хотелось бы, чтобы он мог конденсировать различные виды эмоций, но пока это только гнев.

Он пустился в долгие и пространные объяснения, как и по какому принципу работает эмовератор. Я даже не буду пытаться воспроизвести здесь то, что

рассказывал мне о своем чудо-приборе экспериментатор. Все равно, я ничего не понял, а обилие заумных научных терминов в его речи превосходило все мыслимые пределы. Единственное, что мне удалось для себя уяснить — прибор каким-то невероятным образом впитывает в себя энергию гнева и способен накапливать ее до таких величин, что конденсатор можно использовать вместо карманной батарейки, то есть подключить к нему обыкновенный электрический фонарик, и тот якобы будет гореть.

Спустя полчаса голова у меня уже раскалывалась, я понял, что если немедленно не сбегу, то рискую заработать серьезную мигрень, или попросту свихнусь. Я вежливо перебил нескончаемый поток информации, лившийся из уст разгоряченного экспериментатора, и, сославшись на занятость, поспешил откланяться. Напоследок мы обменялись телефонами, он вдобавок записал мой домашний адрес, и мы распрощались.

Всю следующую неделю я был предоставлен самому себе. Много гулял, в компании Боба, разумеется. Экспериментатор мне больше на глаза не попадался, и я стал постепенно забывать о том безумном разговоре на его кухне. К тому же ко мне вроде бы как стало возвращаться вдохновение, я даже засел за один из моих недописанных очерков.

Как вдруг, в один прекрасный день, в дверь позвонили. Я только успел налить себе чаю и включить компьютер. Мерзкий дребезжащий звонок заставил меня вздрогнуть, я невольно вспомнил, как экспериментатор объяснял мне, почему вместо звонка он решил установить в квартире световую сигнализацию.

Чертыхаясь, я нехотя поднялся и пошел открывать. На пороге стоял он. И улыбался во весь свой щербатый рот. Отпечаток какого-то безграничного счастья настолько озарял его лицо, что я даже не посмел возмутиться такому беспардонному вторжению.

— Андрюша, голубчик! — воскликнул он, отстраняя меня и входя в квартиру. — Получилось! Он работает!

— Ух, ты! — сказал я, чтобы что-то сказать, и невольно поморщился, глядя на жирные капли грязи, сползающие с его ботинок и растекающиеся по моему полу рыжими кляксами.

— Вы должны это видеть, немедленно! Одевайтесь скорее и идемте со мной.

— Куда? — опешил я.

— В магазин.

— Мы собираемся что-то праздновать?

— Да нет же!

— Тогда я что-то не совсем понимаю…

— Идемте, идемте, я вам все объясню.

Он сорвал с вешалки мою куртку и принялся натягивать ее на меня. Пришлось подчиниться, устоять под таким напором было невозможно.

Все время, пока мы шли по улице, подставляя лица мерзкому мокрому снегу, экспериментатор молчал. Перед входом в гастроном (есть у нас такой захудалый магазинчик в пяти минутах ходьбы от моего дома) я остановился и потребовал разъяснений.

— Сейчас вы все увидите! — загадочным тоном произнес экспериментатор и, схватив меня за рукав, потащил внутрь.