"Фантастика 2023-118". Компиляция. Книги 1-20
Шрифт:
Поводырь до сих пор продолжает приносить продукты? Какой гуманист. Мне определенно нужно пересечься с этим персонажем. Кстати, кинотеатр в шаге от университетского городка. Каким бы Рогин не был пацифистом, но сомневаюсь, что устоит от искушения ухомячить в одно рыло тысячу студентов.
— Хорошо. Значит, послезавтра я пойду с тем, кто будет забирать еду.
А завтра нужно будет в кинотеатре оставить весточку, с описанием, кто я и почему хочу с ним пересечься. Он не просто так добрый такой. Своей помощью поселению он хочет либо подкормить поселение, но это просто глупо, либо обратить на себя
— Однако вернемся к мертвецам, — предложил Святослав, — Объединяться с Вестой и прочесывать улицы — бред. Легче укрепить защиту и отследить, кто и куда таскает ящеров. Еще можно улучшить систему наблюдения: рассадить часовых с рациями и автоматами по окрестным домам. Если по Казани ходит несколько тридцаток, мы может уповать только на автоматическое оружие, потому что в доме есть один Леха, который может дать тридцатке отпор, а круглосуточное дежурство из одного игрока — лютый бред.
Логично.
Я пообещал сводить завтра Ингу в студенческий городок, отдал ей серьгу и поднял тему Тандема.
— Ну сидят они на том берегу, и пусть сидят, — пожал плечами Святослав, — Еды у них много. Тех же консерв в Тандеме двум тысячам человек должно хватить еще на пару недель. Время от времени навещать, торговать, и все. Хотя я не думаю, что их кто-то навестит: самый мобильный — ты, только вот тебе из-за достижения противопоказано летать над Казанкой.
Нет проблемы подняться на пятьсот метров и перелететь реку. Там Тритерий не достанет.
— На этом, пожалуй, и закончим, — подытожил я. Инга и Захар вышли, а Святослав помедлил.
— Леха, ко мне недавно приходил курьер с Весты и говорил, что ты украл у их главы кольцо.
— Чего только не скажут, чтобы очернить топового игрока, — усмехнулся я. Святослав не улыбнулся.
— Веста дала понять, что ожидает свое имущество.
— Пусть ожидает, — пожал я плечами, — Мы заключили договор, и я его выполняю: добываю им воду за это колечко. Считай, взял в аренду.
— Как бы тебе сказать, — замялся Святослав, — Ты не один, понимаешь? За твои поступки отвечают все жильцы девятиэтажки, и я, как глава дома. У нас могут начать пропадать люди, или вдруг кто-то уйдет, а вернется в качестве зомби.
— Тебе это прямым текстом сказали? — неприятно удивился я.
— Нет, но курьер на это намекнул.
— Ну и пусть намекают. Если кто-то начнет пропадать у нас, то у них станут падать шкафы и дробить людям головы. На одного нашего у них станут гибнуть двое-трое.
Святослав смотрел на меня грустными глазами, решая, правду я говорю, или блефую. Наконец сказал:
— Стоит оно того? Цена спокойствия — кольцо, которое тебе теперь не так уж необходимо, как я вижу.
Расписной уже успел вызвать справку на каждое колечко. Неприятно.
— Стоит. Я привык к своим характеристикам.
Святослав вздохнул и попробовал зайти с другого угла:
— Вот ты сказал, что будешь залечивать сломанное ребро. А с чего ты взял, что живучесть ускоряет регенерацию?
— В смысле?
— Ну вот смотри: я ошибался насчет того, что живучесть откидывает возраст стариков. А что, если она просто добавляет прочности костям, коже, и тебя становится труднее убить? Проще говоря,
Вот срань. Я открыл статус, но посмотреть описания характеристик не смог — не было такой возможности. Я сжал замотанные бинтами кулаки — ладони стегнуло болью. Царапины до сих пор не зажили.
— Может, пока лечишься, оно тебе особо и не нужно?
Я раздраженно выдохнул.
— Слава! Я не хочу говорить на эту тему. Кольцо мое, и я не собираюсь его отдавать.
— Да-а, — покачал головой татуированный, — Не командный ты игрок.
Возникло желание сказать, что я думаю насчет его заявления, но я сдержался. Говорить было больно, и я не горел желанием начинать долгий срач.
Святослав ушел, а я восемь раз закинул баллы в живучесть, восемь раз перетерпел жжение на коже, ломоту в мышцах, костях. Легче было бы закинуть сразу восемь баллов и переждать секунд пятнадцать боли, чем растягивать пытку, но я не решился. Я не врач, но здравый смысл подсказывает мне, что не стоит биться в судорогах при переломе: состояние от такой физкультуры лучше не станет.
После повышения характеристики раны не зажили, даже расцарапанные ладони остались ровно такими же. Я умылся сферой воды и провалился в беспокойный сон. Из него меня то и дело вырывали вспышки боли. Стоило повернуться не так, или во сне задеть грудь рукой, и острый укол пробивался через пелену сна. Я измучался, утром встал с препоганейшим настроением, но осмотр ладоней поднял мое настроение: не знаю, были причиной докинутые в живучесть восемь баллов, или крепкий сон, но ладони затянулись крепкой корочкой струпьев. Царапины выглядели так, будто им по меньшей мере дня три. Сгибались ладони безо всякой боли. Я осмотрел торс и увидел огромный синяк на правой половине груди. Надеюсь, ребро тоже будет заживать раза в три-четыре быстрее.
Значит, убить меня теперь в три с половиной раза сложнее, чем среднестатистического человека. Круто. Надеюсь, это поможет мне избежать осложнений от перелома. Или хотя бы не умереть от них.
Во дворе что-то происходит, и мне необходимо узнать, что именно.
Я аккуратно поднялся с кровати и вышел на балкон, стараясь не шевелить корпусом. Нахер постельный режим. Я не собираюсь лежать в ожидании выздоровления.
А вот и наша доблестная армия. Я огляделся.
У девятиэтажки шла какая-то нездоровая движуха, разговоры на повышенных тонах: наши сцепились с сидящими на бэтээре солдатами, и теперь две группы орали друг на друга. Наших в разы больше, чем чужаков, но те вооружены. Я привычно перехватил девять спусковых крючков, и сразу же выругался: одновременно спускаться и держать оружие я не смогу.
Я надел треники, футболку и тапочки — во дворе прохладно, так что не буду разговаривать с народом в трусах. Я телекинезом подтянул к себе кресло, сел и вылетел с балкона, стараясь двигаться плавнее. Оказывается, при переломе ребер можно летать без особой боли. Главное — не шевелиться, и не дергать кресло.
— А это чо, ваш профессор Ксавьер? — раздался издевательский голос, но не смотря на явное пренебрежение, четыре автомата из девяти нацелились на меня. А после слов "он тридцать шестой", на меня нацелились все.