"Фантастика 2023-125". Компиляция. Книги 1-20
Шрифт:
— Ты уснул, — поправила его хмурая Голубава.
— А ты будто не спала? — сделав ехидное выражение на лице колдун.
— В ту ночь только ты спал. Мы ещё подумали, вот нервы у колдуна всё не почём. Даже позавидовали.
Говорила она отрешённо и даже с каким-то безразличием. Похоже ей всё вокруг было «ниже подола».
— Ну, в общем, — продолжил Данава, пропуская слова Голубавы, — утром вылезаю смотрю. Шесть волков внизу ходят, не уходят, а собаки все в клочья и людей не видать. Так ещё день просидели и только на следующую ночь эти гады серые ушли. Дануха, — обратился он к сестре с неким вызовом, — чё ж ты волчья большуха, свою братву не держишь?
Но Дануха на его гримасы никакого внимания не обращая, в раз стала серьёзной и подойдя
— Дурак, ты, братец, — принялась наставлять она колдуна, понятный, похоже, только ей скрытый смысл всего рассказанного, — они ж тябе и им защитой стали. Кабы не они их бы сначала, а потома и тябя, собаки бы порвали, а люди добавили.
Данава и молодая гостья вопросительно поглядели на Дануху. Голубава осталась с каменным лицом.
— А ты думашь сам к дубу прибяжал и туды залез? И эти бабаньки то ж случаем ночью во всём лясу именно на этот дуб наткнулися и сами по сябе к тябе залезли? Да ты их заставь теперяча эт дуб средь бело дня найтить и тем боле залезть,хуёв они туды закарабкаются.
— Эт точно, — согласился озадаченный Данава, — как слезали, так там целая канитель была.
— А ушли не сразу, — продолжала Дануха не обращая внимания на мямли брата, — ведомо, подмогу людску ждали, но те оказались трусы и баб, похож, на корм волкам списали. Неважн, — обратилась она к охотнице, — надо б гостей приодеть по сезону и в перву очередь посыкушку.
— Сделаем, — с охотой откликнулась Неважна, поднимая упавшую на пол шапку и накидывая лук за спину.
Как только девка покинула шатёр. Голубава с неприкрытой злостью спросила, непонятно кого:
— Что делает здесь эта ара?
— Залепи ебальник, — рявкнула Дануха, да так, что все вздрогнули, а дитя испуганно захныкала.
Дануха казалось не только предугадала реакцию Голубавы, но и ждала от неё что-то подобное. Её глаза налились яростью, рот искривился, и вся она стала вдруг страшная и жутко пугающая. Не обращая никакого внимания на плачущего ребёнка, она продолжила рычать:
— У нас нету тута ни аров, ни речников, ни гоев. Мы сами по сябе. Мы — новы люди. Не нравится, уёбывай. Тябя никто не держит. А коль, сука, сядишь за одним столом с нами, будь добра уважать хозяев тябя кормящих да тяплом обогревших.
Гостьи перепугались не на шутку. Голубава потупила глаза, но злоба с её лица никуда не делась. Но тут на защиту новеньких кинулся Данава. Он заискивающим голосом залепетал, стараясь втиснуться между разъярённой сестрой и злобно оскалившейся гостьей.
— Данушка, ну чё ты? Не серчай, горе у неё великое. Она четырёх сыновей потеряла.
— А я, веся род вот этимя руками перехоронила, — не успокаивалась большуха суя свои руки, в одной из которых был прижат волчий хвост к клюке, под нос Голубаве, — целый род!
Только тут Данава увидел клюку с зажатым хвостом и жалобно запричитал, падая перед сестрой на колени:
— Дануша, ты хвостик-то отпусти, не доводи до греха. Отпусти, а?
Увидав эту картину, Голубава вдруг вздрогнула, видимо до неё дошло, что сейчас может произойти что-то страшное и это страшное произойдёт с ней. Только тут до неё дошло, что перед ней ведьма, а не простая баба. Она перепугалась по-настоящему и от этого её лицо изменилось на нечто жалкое. Дануха скрежетнула зубом об верхних два, посмотрела себе на руку и раскрыла пальцы. Хвост встрепенулся и закачался на клюке. И Голубава и Хохотушка с ужасом и одновременно сглотнули, видимо поняв, что сказанное про волков, не было вымыслом и эта вековуха и впрямь с волками дело имеет. Дануха выпрямилась, вроде как успокаиваясь и отошла обратно на своё место. Данава продолжил:
— Ты ведь сама сказала, мол они здесь не случайно, что их твои волки привели.
— Данава, — перебила она его, — хватит хуйню нести. Де эт ты видел моих волков? Я их просто жру.
Вот тут не только гостьи в осадок выпали, но и Елейка к ним в придачу. Один Данава не сдавался.
—
— Они не сами пришли, а ты привёл. И эт мяне не нравится, — твёрдо сказала Дануха, брякнув миской об стол, чуть не расколов её, но тут же обмякла и уже спокойно продолжила, — ладноть, успокоилася. Всё равно не мяне решать. Я приму любу, кто со мной. И кака б не была, — при этом она вновь зыркнула на прибитую Голубаву, — за любу в глотку вцеплюсь.
Тут она перевела взгляд на белую, как снег Хохотушку, прижавшую к себе всхлипывающего ребёнка. Движением головы, она указала на свою лежанку, заваленную шкурами и скомандовала тоном, не терпящим возражения:
— Рябёнка в мои шкуры затолкай, пусть спит.
Та по началу хотела, что-то вякнуть, но тут же передумала и под тяжёлым ведьменным взглядом, а в этом она уже не сомневалась, отнесла поскрёбыша на лежанку и укрыла мехами. Не успела чмокнуть в лобик, как тот заснул. Хохотушка стояла над спящим и лихорадочно думала, куда же она попала?
— Ну, чё, спит? — спросила её вековуха.
— Да, — удивлённо ответила баба, оборачиваясь.
— Не ссы. Моя домашня кикиморка [117] своё дело знат. Пока ходим, будеть спать.
Хохотушка встрепенулась, хотела было открыть рот, но Данава спросил быстрее:
— Куда это?
— Ты никуды, — опять перейдя на издевательский тон, уточнила Дануха, — Неважна зверя таскать начнёт, помошь ей со шкурами. А мы сходим погулять тута не далеча, — и не давая брату даже слово вставить о его возражении, резко добавила, — я хочу сразу знать кого привёл. Родных аль ворогов? Я думаю эт справедливо желание. Коль родны окажутся, приживутся, а коль вороги, не боись, грызть не буду, просто отпущу на все четыре стороны.
117
Домовая Дева, Кикимора — домашняя полужить. В отношении людей имеет двойную полярность. К хозяйке, её породившей, беспрекословно положительную. В этот период своего существования рацион питания — положительные эмоции хозяйки. Каждая баба, имеющая детей, непременно заводила себе Домовую Деву. Главное её предназначение — это убаюкивание детей. Эта полужить умудрялась усыпить ораву разрезвившейся малышни в считанные секунды. Кроме того, Домовые Девы могли помогать хозяйке по куту, например, перемыть ночью посуду, убраться. Каждая Домовая Дева была накрепко привязана к своей хозяйке, которую в течении своей жизни, а это почти 400 лет, не меняла. Если Дева теряла хозяйку, а это рано или поздно происходило, то превращалась в сущий ужас для тех, кто на её территории обосновывался. При потере хозяйки она перевоплощалась. Рацион питания менялся на отрицательные эмоции новых владельцев дома. Она не просто пыталась изгнать «чужачку» запугиванием и провоцированием ссор. Она наводила разорение, пожары, болезни, гибель домашней скотины и т. д. Зная эту особенность Домовой Девы, некоторые не совсем порядочные бабы порождали эту полужить и подбрасывали соседям, которым хотели напакостить. Не имея возможности покинуть чужой дом и не чувствую в нём своей единственной хозяйки, Домовая Дева начинала беситься
Она посмотрела поочерёдно на каждую из гостей. Голубава решительно поднялась, изображая готовность идти. Хохотушка такой уверенности не излучала.
— Да как же в таком виде? — не унимался Данава.
— Елей, сястрёнка, — попросила она уже ласково, прижавшуюся у дальней стенки молодуху, — ты не дашь им ваши одеяла, сбегать туды обратно.
— Конечно, — проговорила Елейка, натягивая на голову остроконечную лисью шапку и быстро продвигаясь к выходу.
Дануха взяла со стола ту самую деревянную миску, что швыряла на стол и вышла из шатра первой, сразу окрикнув Воровайку, но ту кричать и не надо было. Она сидела прямо на верхушке дерева у самого шатра, с которого тут же спикировала на плечо хозяйки.