"Фантастика 2023-134". Компиляция. Книги 1-22
Шрифт:
Охренеть.
Но Эдди кивнул, надеясь, что не выглядит слишком уж провинциальным. Хотя, конечно, чего уж там. Выглядит.
Ну и плевать.
– Добро пожаловать, мэм. – Паренек распахнул дверь и поклонился, при этом руку протянув. А в нее монетка легла. Это… это за что матушка ему? За то, что до комнат провел? – Прошу. Люкс с отдельной спальней, двумя гостиными, ванной комнатой и, конечно же, гардеробной.
Он провел матушку по комнатам, которые заставили Эдди остро ощутить собственную
Матушка заслуживает таких покоев.
Только таких и заслуживает, но… но дал их не Эдди. И как быть?
– Дорогой? – спросила матушка, когда провожатый таки убрался, смерив Эдди напоследок недобрым взглядом. – Что-то не так?
– Все не так. – Он осторожно опустился на креслице, составленное из каких-то гнутых веток. Не отпускало ощущение, что эти ветки захрустят и хрупкое сооружение рассыплется. – Мне здесь не нравится.
– А мне кажется, довольно мило.
Матушка сняла перчатки и поморщилась.
– Руками надо будет заняться… Дорогой, мне нужно, чтобы ты доставил письмо.
– Хорошо.
– Даже не спросишь, кому?
– Ну… а толку-то? – Эдди поскреб макушку. – Я тут все одно никого не знаю. Да и…
Письмо можно отправить почтой. Или вон свистнуть мальчишку, правда, местные будут в форме и могут не захотеть возиться с чужими письмами.
– Мне давно стоило поговорить с тобой. – Матушка опустилась в другое кресло. И провела пальцами по столу. – Или остаться дома… но ты бы не оставил меня там одну.
– Нет. – Начало Эдди не понравилось.
Еще сильнее, чем не нравилось это место.
Сразу и шея зачесалась, предчувствуя грядущие неприятности.
– И Милли тоже бросать неправильно. Она очень порывистая девочка. Ей нелегко придется. И… я не уверена, что все выйдет.
– Матушка?
– Матушка. – Она грустно улыбнулась. – Знаешь… когда я впервые тебя увидела, то пришла в ужас.
– Ну… – Эдди подумал и согласился, что было от чего. Хотя обидно. Немного. Детская такая обида, глупая.
– У меня была странная жизнь. Но ты и Милли – стоили всего, что случилось. – Она моргнула и отвернулась. – Если бы мы остались, я… пожалуй, молчала бы и дальше. Там это знание только лишнее. Но раз получилось как получилось… меня увидят.
– Кто?
– Кто-нибудь. Времени прошло много, да и я сильно изменилась, но, боюсь, не настолько, чтобы надеяться, что этого хватит. Так что… увидят. Узнают. А там… моя семья. – И столько тоски прозвучало в голосе матушки, что рука сама к револьверу потянулась.
Эва открыла глаза. И несколько раз моргнула, пытаясь как-то избавиться от мутной пелены, что окружала ее. Пелена не исчезала, напротив, стало только хуже.
Глаза болели.
И лицо.
И
Что за…
Она в какой-то момент исчезла, та часть, которая смотрит со стороны. И видит. Из-за зелья? Или комнаты этой?
Комната?
Небольшая. Тесная. В нее и влез-то лишь топчан, на который сверху бросили соломенный матрас. А уж на матрас – Эву. И одеялом прикрыли. Одеяло пованивало, как и все остальное.
Серые стены.
Какие-то неровные, ободранные. И оконце где-то под самым потолком. Узенькое. В него и кошка не протиснется, не говоря уж про человека. Да и высоко. Не добраться.
Эва помотала головой.
Взгляд прояснялся. И вот уже она заметила кувшин рядом с топчаном. И миску. Умыться? Надо, наверное. Ее… мыли. Да. И одели. Она пощупала жесткую ткань рубахи.
На помощь позвать?
Или…
Додумать Эве не позволили. С тихим скрипом приотворилась дверь, пропуская молодую женщину с изуродованным лицом. Левая его часть была прекрасна, а вот правая представляла собой месиво из рубцов и язв.
– Живая? – осипшим голосом осведомилась вошедшая. – Че пялишься?
– Ничего. Извините.
– То-то же… а то от! – Эве под нос сунули кулак. – Вздумаешь дурить, не погляжу, что матушка велела, так отколошматю, живенько поймешь, кто тут старший!
– Кто? – покорно поинтересовалась Эва. Она старалась не смотреть на дверь, которая казалась обманчиво близкой.
– Я!
– Как тебя зовут?
– Кэти. – Женщина прищурилась. – А ты че расселась? Мойся давай. Туточки прислуги нету!
– Я… просто нехорошо себя чувствую еще. Голова очень болит. – Эва старалась говорить тем плаксивым тоном, который всегда раздражал маменьку, зато на нянюшку действовал безотказно. – Дурно…
– Блевать ежели вздумаешь, то не на себя. Вона, ведро есть! – И указала на ведро, которое и вправду притаилось в углу комнаты. Ведро было жутким с виду, каким-то кривым, мятым и то ли закопченным, то ли заросшим грязью до черноты. И, глянув, как передернуло Эву, Кэти ухмыльнулась. – Привыкай, подруга.
Ну уж нет!
Когда дверь закрылась, Эва встала.
Попробовала встать, по крайней мере. Получилось у нее далеко не сразу. Тело мучила слабость. И ее действительно вырвало желтой желчью. Благо ведро стояло неподалеку. Что-то подсказывало, что Кэти не побежит менять испачканную одежду, не говоря уж о матрасе.
Эва закрыла глаза.
Думать.
Надо думать. Только… о чем? О том, что она совершила ту самую Огромную Непоправимую Глупость, о которой ее предупреждали едва ли не с рождения? А она решила, что это не глупость, а любовь?