"Фантастика 2023-171". Компиляция. Книги 1-24

Кучеренко Владимир Александрович

— Покинуть машины! — приказал я. — Продвигаемся!

Вышел вовремя, потому что мой броневик сразу улетел. Ветер продувал мою летнюю форму насквозь, фуражка упала на землю и укатилась. Но машины швырял не ветер.

Катафракт застонал после попадания второй машины, двигатели заработали громче, но силуэт изрядно наклонился. С него пустили три белые сигнальные ракеты. Сегодня это знак, что он не может продолжать двигаться.

А потом, впереди, три красные особого оттенка. Сигнал, который включался в регламент оповещения уже сто лет, если не двести, и он не менялся. Военные

плохо меняют такие регламенты, а этот сигнал считался постоянным.

Но значило это одно, как и раньше. Впереди Небожитель.

— Осторожно, господин генерал! — гвардеец бежал ко мне по глубокому снегу. — С неба…

Он замер и выронил винтовку. Но не упал, потому что пронзившая его сосулька, летевшая с неба, пронзила его, как булавка бабочку. Мужчина выдохнул и закрыл глаза, умирая.

Полетели и другие сосульки. Целые копья, не меньше. Меня-то таким не взять. На рефлексе я выставил щит Небожителя, свой купол, который был бесполезен против всего, кроме старинной магии. Цепи на руках нагрелись, снег, прилипший к одежде, начал таять, а сосульки разбивались о купол.

Каждое попадание — как удар молотком по закалённому стеклу. С неба сыпалась и прочая гадость — камни, молнии, огонь. Разные цвета и форма, но мне пока помогало. Невидимый купол покрывался трещинами, которые как раз таки было видно.

А вот другой человек, который Небожителем не является, пройти не сможет.

— Ближе ко мне! — приказал я. — А ты, пусти сигнал, чтобы все залегли в укрытие!

Гвардеец, почти побелевший от пронизывающего нас всех холодного ветра, с трудом пустил зелёную ракету. Она с шипением полетела вверх. Зелёное зарево видно в небе. Остальные вплотную стояли вокруг меня, кто услышал мою команду.

Ни один Небожитель не сможет вечно так обстреливать. Мы продвигались по снегу дальше. Пальцы под ботинками начало колоть от мороза, щёки онемели, голова мёрзла. Вокруг меня десяток человек, которым было ещё хуже.

Остальные потерялись и только сигнальные ракеты подсказывали, что они ещё живы.

Отправил роту солдат, говорил Рэгвард. Не вернулся никто.

Впереди видно огонь, горели броневики и танки. Видно обмороженные тела, покрытые льдом. Раненый гвардеец со сломанными ногами упрямо полз куда-то вперёд, сжав зубы. Ему повезло, что снаряды с неба уже перестали падать.

У самого входа в бункер, чья дверь, способная выдержать залп Ищейки, была сорвана и смята, лежали ещё тела. Один стонал от боли.

— Радич? — я склонился над ним. — Что там случилось?

— Понятия не имею, генерал, — он откашлялся. Радич лежал лицом вниз, спина красная от крови. — Это как в старых легендах. Пришёл один человек и… всё. Она внизу, с ним. Понятия не имею, кто это, но он пришёл за Её Высочеством! Ох мать моя, как же больно!

— Я туда. Позаботьтесь о нём!

Прошёл внутрь. Уже теплее. Тел тут больше, большинство убито. Гвардия в очередной раз умылась кровью. Стены покрыты отверстиями от пуль, но кто-то упрямо шёл вперёд. Не щадил он ни гвардейцев, ни солдат, ни штабистов, ни адъютантов. Убивал или калечил всех, кто попадался.

— Он там, — бледный лейтенант, вспотевший от боли,

сидел у стены и дрожал. — Он меня поднял, не прикасаясь. И швырнул. Я выжил, а Егор, мой брат, он…

Похоже, военный врезался в того парня, поэтому выжил, хоть и поломался. Второму не повезло, он мёртв.

Силён он, этот гад. Я полез за пазуху. Нет, забыл же, что отдал амулет Янеку. Ладно. Зато со мной мои цепи. Я расстегнул рукава.

— Окажите помощь раненым, — сказал я тем, кто ещё следовал за мной. — Если я не вернусь, то тот, кто сидит там, выйти не должен. Остальные за мной, но только добровольцы. Там смерть.

— Мы идём все, — обмороженный гвардеец смотрел на меня.

— Вы там умрёте.

Но бесполезно, всё равно пойдут. Потом соберутся здесь отрядом другие и тоже пойдут. Разве можно уговорить подождать людей, которые вместе со мной в пешем порядке атаковали шагоход, вытаскивали раненого Яна с поля боя из подбитого Исполина и прошли с нами всю войну?

Я уже дважды сталкивался с Боканом, и пусть даже если он поменял тело, ничего ему это не даст. Но будет сложно. Я спустился в самый низ, где была военная комната, из которой я командовал ещё вчера.

Этого худого парня я не знал, но надменное лицо и голос точно такой же, как у Бокана. Голос человека прожившего, очень долго. И может быть, намного дольше, чем сам Дмитрий Бокан.

— Не стрелять, — офицер гвардейцев нацелил револьвер. — Чтобы не задеть императрицу!

— Где амулет, девочка? — спросил двадцатилетний парень очень низким голосом, не обращая на нас внимания. — Он должен быть у тебя.

Он держал Громову за горло левой рукой, а правой нагло разорвал мундир аж до лифчика. Катерина изо всех сил дёргалась, а гвардейцы, лежащие повсюду, показывали, что они держались до конца. Те, кто прибыл, были настроены держаться так же.

— Понял, — сказал этот парень. — Уже чую его.

На столе с картами стояла одинокая свеча предка. Её огонёк тянулся к Катерине. Вот как он её нашёл, даже предатели не понадобились. А потом он потянулся ко мне, и этот парень с незнакомым лицом, глазами разных цветов, как у многих жителей Хитланда, и голосом, который я уже слышал, вытянул ко мне руку. Хотя глаза странное подсвечивались синим. Очень заметно, это видели и обычные люди.

Громову он отбросил в стену. Она врезалась в неё и резко выдохнула. Хоть не сильно, но должно быть это больно. Девушка растянулась на полу.

А свеча духа погасла, когда Бокан на неё посмотрел. Глаза вспыхнули синим ещё сильнее.

— Её амулет, — сказал Бокан, сидящий в новом теле. Или кто там был вместо него. — И твоя душа. Отдай их мне. Как раз их мне и не хватает, чтобы вернуть всё, что было моим.

— Не в этот раз, — я призвал цепи и крепко их сжал.

— Огонь! — скомандовал гвардейский лейтенант.

Глава 23

Не знаю, как лучше называть этого парня, который был одет в мундир императорской гвардии. Дмитрий Бокан, сын Доминика Фойла, а то и сам Таргин Великий, если дневник не лжёт. Пусть будет Бокан, голос-то его, хотя и говорили мы с ним мало.