"Фантастика 2023-185". Компиляция. Книги 1-17
Шрифт:
Она пошуршала сеном, обнажив закопанный рядом пулемет. Огоньков-Фурманов достал из кобуры маузер и продул дуло.
— За правое дело революции, — внезапно севшим голосом проговорил он, — ^ '. пожалею жизни. Ну и синяков набежало! Сотни три… Все хотят посмотреть, как с легендарным Чапаем расправляться будут. Ну праздник-то мы им испортим…
— Испортим, — подтвердила Анка, сдувая с пулемета последнюю соломинку. — Против армии нам не выстоять, но хоть отомстим достойно, за себя и за…
— …И как один умрем… — забывшись, пропел Огоньков, —в борьбе за это-о…
— Дайте мне посмотреть! — воскликнул
— Нишкни! — отвесила мне подзатыльник Анка — Не мешай нам героически погибнуть, спасая своего комдива!
— Я ваш комдив!
Я уверенно показал Огонькову кулак. Тот неожиданно покорно повиновался и отполз от отверстия.
Сквозь прокопанную норку прекрасно просматривалась пыльная деревенская площадь перед покосившейся церквушкой, колокола которой молчали, точно испуганные люди с забитыми кляпом ртами. Сколько хватало взгляда — всюду толпились солдаты в синих мундирах; однако вокруг наскоро сколоченного эшафота с двумя похожими на уродливую букву «Г» виселицами было пусто. Только ветерок, поигрывающий петлями, взметал фонтанчики пыли и разбивал их о сапоги синегвардейцев. А на эшафоте…
Галина… то есть Василий Иванович Чапаев стоял прямо. Куда только делось его пузцо? Плотненький, коренастый, с отливающей на солнце золотом лысиной, с изрядно отросшими рыжими усами, он гордо смотрел в голубую высь, лишь изредка поводя связанными за спиной руками. Ни стенаний, ни просьб, ни слезинки. Настоящий комдив… Даже и не скажешь, что вот этот человек когда-то слезливо умолял нас с Петькой не оборачиваться, пока он будет выжимать обмоченные со страху подштанники. Да, а вон и Петька. Рядом, под второй петлей. Стоит, покачивается… наверное, от ветра, а не от слабости и малодушия. Молчит, только вздыхает иногда…
К эшафоту шагнул чистенький, кучерявый, похожий на цыгана синегвардейский капитан. Кокетливо поправил выбившийся из-под фуражки чуб. Задумчиво постучал свернутыми в жгут голубыми перчатками по рукояти стека, зажатого под мышкой. Довольно долго смотрел на приговоренных к смерти. Наконец хмыкнул и обернулся к угодливо подскочившему прапорщику…
Все это я наблюдал, уже шагая к церквушке. Соломенная труха сыпалась с меня, босые ноги шлепали по пыли, один рукав рубахи развевался по ветру, другой был оторван напрочь — Анка пыталась меня удержать. Отчаяние смерти колыхалось в моей груди ровно, словно факельное пламя. Ощущение ответственности за происходящее здесь и за пределами этого мира лежало на моих плечах тяжело и надежно, как стальные доспехи. Из-за меня Галина-Чапаев и Петька попали на эшафот; кому, как не мне, их оттуда вытаскивать? В эти минуты я был вовсе не бесом. Я был человеком. Почему? Не знаю. Слияние личностей, должно быть… Наверное, через бедовую чапаевскую душу частица всечеловеческой души коснулась меня. Есть все-таки в ваших человеческих душах нечто такое, что недоступно ни нашей конторе, ни конкурирующей с нами организации, что-то такое, что не разгадано еще никем и никогда, что-то такое, что когда-нибудь заставит трепетать всю бесконечную Вселенную.
Синегвардейцы, опомнившись от приступа удивления, развернули в мс ю сторону винтовки, вразнобой заклацали затворами. К. черявый капитан, секунду назад задумчиво вопрошавший денщика:
— А это точно Чапаев? Мне его не таким описывали… —
Сотни дул, затаив до поры до времени огнедышащую смерть, буравили мне грудь. Что я мог противопоставить им? Драные подштанники? Впрочем, в голове моей уже родилась и оформилась линия дальнейшего поведения…
С гимном:
Бо-оже, царя-а храни-и!
Си-ильный, держа-авный!
Ца-арствуй на сла-аву, на сла-а-аву-у на-ам!..-
я торжественно взошел на эшафот. Прервав пение, откашлялся и, обращаясь к синякам, заорал так, что у самого в ушах зазвенело: — Скоты! Глупцы! Бараны! Идиоты! Недомерки! Кретины! Слепые остолопы!
Все присутствующие (за исключением изумленно молчавших Галины-Чапаева и Петьки) немедленно обиделись. Франтоватый капитан часто-часто заморгал, как пятилетний карапуз, которого только что обозвали какашкой.
— Позвольте! — тонко воскликнул он. — Что за моветон? Из какого, пардон, курятника вы вылезли?
— Не из курятника, — с достоинством ответил я, деловито развязав руки Галине-Чапаеву и переходя к Петьке. — Из стога сена, что за амбаром… Впрочем, это не имеет значения. Вы — скоты, глупцы, бараны, идиоты, недомерки, кретины, слепые остолопы — хотя бы видите, кто перед вами?! — прокричал я, широким жестом указывая на Галину-Чапаева.
— Желтый комдив Василий Иваныч Чапаев и его ординарец, — посовещавшись с денщиком, заявил капитан.
Я попытался саркастически осклабиться:
— А вы целиком и полностью в этом уверены? На сто процентов? До последней капли крови?
Последняя фраза прозвучала настолько зловеще, что синяки нехорошо заволновались. Денщик вытащил револьвер из-за пояса и серьезно спросил капитана:
— Шмальнуть усатого, ваше благородие?
— Шмальните! — великодушно разрешил я. — Валяй стреляй! А потом вешайте вашего… нашего государя-батюшку и светлейшего князя Петра, которых вы по непростительной глупости, безграничной слепоте и удивительному идиотизму приняли за желтых — тьфу на них! — комиссаров…
Вот что значит вовремя заинтриговать слушателей. Гомон усилился. Шмалять меня никто уже не собирался. Выкрики вроде «Да он же желтый провокатор, господа!» хоть и выпрыгивали на поверхность людского моря, но как-то слабо и неубедительно, как летучие рыбы, больные рахитом.
— Послушайте, милейший! — обрел наконец дар речи капитан. — Что вы себе позволяете? Врываетесь на церемонию удавления, произносите речи… — Голос его набирал силу. — Мешаете с грязью светлое имя государя!
— Которого вы собираетесь сейчас повесить! — парировал я.
— Да с какой стати?! — испуганно воскликнул капитан, сжавшись под угрозой обвинения в измене трону вообще и синему движению в частности. — Мы вешаем исключительно желтых комиссаров, и то не всех, а наиболее паскудных. Остальных просто расстреливаем. Эти… под пулями — Чапаев и его ординарец Петька.
— Кто-нибудь раньше видел Чапаева? — громогласно вопросил я.
Из толпы пробился вперед щупленький солдатик с багровым сабельным шрамом через все лицо.
— Я видел, — заявил он. — Вон оно как мы с ним… познакомились… И правда, непохож этот лысый на Чапая! Чапай — он такой… вроде тебя!