Фантастика 2023-189". Компиляция. Книги 1-22

Вересень Мария

– Нет, но…

– А еще говорят, что сын вина – уксус, и… – Молодой человек осекся. – Говорили. Может, лучше бы продолжали говорить. Лучше это, чем слыть кровопийцей, оборотнем, служителем сатаны! Я думал, что когда над тобой смеются – это плохо. Один кузен Раднор чего стоит… Но когда от тебя шарахаются… Я не покидаю Старый Дворец, чтобы не видеть их взглядов. А что толку?

Старик утомленно провел рукой по лицу, Словно в поисках совета перевел взгляд на распятие на беленой стене. Комната не отличалась аскетизмом монастырской кельи, но все же обстановка была проста и строга. Стол без скатерти, узкая постель, ларь с книгами, пюпитр с принадлежностями для письма, табуретка и кресло, Это была единственная

роскошь, которую позволял себе дворцовый капеллан – сидеть в кресле, потому как страдал болями в спине. Окно в комнате было высоким, стрельчатым, с цветными стеклами. Солнечный свет, пробиваясь сквозь них, окрашивал белый пух вокруг лысины исповедника в сумрачно-винные тона. Тот, кого старик называл духовным сыном, на деле годился священнику во внуки – ему было года двадцать два, но выглядел он старше: худое лицо, темные глаза, крупный рот углами вниз, каштановые волосы. Довольно приятное лицо, даже неправильной формы нос его не портил – если б не лежала на нем некая тень. И не уклоняющийся взгляд.

– Но как это могло случиться? – беспомощно вопросил капеллан. – Как мог злодей… или злодеи… так близко подобраться к тебе? О сын мой, не предался ли врагу кто-нибудь из твоих слуг?

– Я думал об этом. Осенью… возможно – кто-то из дворцовых мог быть замешан. Там было множество людей из Нового Дворца… среди них с легкостью мог замешаться кто-то чужой, но… тогда о колдовстве не было и речи. Зимой и весной я ездил с малой свитой, с теми, кого знаю с детства. В последний раз при мне были только оруженосцы. Я не верю, чтоб они…

– Тогда как это могло произойти? Почему – если твои оруженосцы были с тобой – ты не приказал, чтоб они отвели этих несчастных к родителям?

– Я не знаю… – Молодой человек встал, и сделав шаг, едва удержал равновесие. Возможно, у него затекли ноги, пока он сидел на слишком низком для него табурете. – Не помню, почему. Я не помню, как они уходили – ночью, должно быть… не утром же…

– О, Господи! Неужели ты был так пьян? Еще один грех в добавление к прежним.

– Пьян? Наверное… Ты знаешь, я не люблю напиваться… не то, что Раднор. Но в последние месяцы на меня что-то находит… находило. Я не помню себя… не помню ничего… какой-то сон без сновидений… Но это не от вина, клянусь!

– От чего же? – Старик поднялся, шаркающей походкой приблизился к духовному сыну, положил руку ему на плечо. – Скажи мне… ни одно твое слово не выйдет из эти стен… Скажи, ты вправду не убивал их?

Молодой человек резко повернулся, и слабая старческая рука соскользнула его плеча.

– Ты не веришь мне, – с горечью сказал он. – Даже ты, мой исповедник, которому я всегда открывал душу… к которому я пришел за помощью и советом, мне не веришь.

Старик опустил голову.

– Один у меня совет для тебя – молись, молись, дитя мое. И я буду молиться за тебя всем сердцем, и в этом моя помощь. И еще… это не совет, а просьба… выполнив ее, ты поможешь себе сам. Сторонись женщин и девиц. Это ловушка, в которую уловляет тебя дьявол. Какие бы игрища сатанинские вокруг тебя ни творились, оборони себя щитом целомудрия – и будешь спасен.

– Уловляет, говоришь? – На сей раз в голосе молодого человека сквозила сдержанная ярость. – Я ждал от тебя большего, чем обычные увещевания. Уразумей, отец Эрментер – на сей раз речь не о разгульных увеселениях двора. Я и так уже спраздновал труса, когда укрылся здесь, в Старом Дворце. А если начну изображать отшельника, то все кругом еще сильнее укрепятся в своих подозрениях! Нет, хватит с меня! А если мне ставят ловушку, то посмотрим, кто в нее попадет!

Он вышел, грохнув дверью. Отец Эрментер, прижав руку к сердцу, выждал, когда затихнут шаги. Близилось время мессы, и капеллан надеялся, что принц одумается и придет в дворцовую

церковь мученика Агилульфа. А если нет, отец Эрментер все равно будет молиться за всю императорскую фамилию, и за душу несчастного Йорга-Норберта, который из всех заданных ему нынче вопросов не ответил на самый главный.

* * *

– Люкет!

Оруженосец, пригнув голову, появился на пороге. Шею гнул не из одной почтительности – был высок, а притолоки в охотничьем доме – низкие.

Принц Йорг-Норберт спрыгнул на землю, бросив повод подбежавшему стремянному, и тот повел по двору гнедого. Люкет стоял в дверях, глядел на господина. Рожа была как всегда, каменная – ничего нельзя понять. Эта невозмутимость, обычно вселявшая чувство надежности, сейчас раздражала, Норберт ( по традиции, наследника престола из двух имен называли только вторым), поднялся на крыльцо. Поравнявшись с оруженосцем, тихо спросил:

– Ну?

– Здесь, в доме.

– Родители шума не поднимали?

– С чего бы? Им заплатили. И она тоже смекнула, а может, со страху обмерла…

– Значит, обошлось без слез и визга?

– Да.

– Это хорошо…. – Никакой радости, однако, в голосе наследника не слышалось. – Кто еще в доме?

– Годе.

– Скажи ему, чтоб выметался.

Люкет открыл было рот, намереваясь если не возразить, то хотя бы выдвинуть какое-то предложение, однако промолчал и отправился выполнять приказание.

Норберт выждал, пока свитские не покинут дом и вошел, не оглядываясь. Люкет уселся, преграждая проход к двери. Никто, впрочем, и не пытался подойти.

Охотничий дом, в сравнении с другими загородными владениями, был невелик, чтобы не сказать мал – всего две комнаты, одна из которых могла служить и трапезной. Кухня была выстроена во дворе, Окна здесь не застекляли, и даже не вставляли в рамы слюду. Ставни , которые по прибытии гостей распахивали настежь, нынче были прикрыты, и несмотря на то, что сейчас темнело поздно, в комнате стоял полумрак. Норберт задержался у входа, чтобы привыкнуть к освещению. На миг ему померещилось, что он слышит всхлипывания. Но прислушавшись, не уловил ничего. Теперь он различал солидный дубовый стол, на котором располагалось угощение: жаркое и пироги, а также кувшин с вином. Норберт не ел с утра, но почему-то выставленные на стол яства ничуть его не привлекали. Дальше, у стены, была широкая низкая кровать, застланная меховым одеялом. Только обойдя стол, Норберт увидел на кровати скрючившуюся человеческую фигуру под наброшенным плащом. Плащ сбился, и видны были веревки, обхватывающие руки и ноги.

Проклятье, эти дураки вдобавок связали ее. Но их можно понять. Если девка в здравом уме, она бы непременно попыталась сбежать. А так она похоже, совсем отчаялась. Ее родителям заплатили… Пустая трата денег, сказал бы кузен Раднор. Он считает, что простолюдинки и без того до смерти счастливы, если на них обратит внимание благородный господин. Может, он и прав. Но только не тогда, когда это счастье и впрямь доводит до смерти.

– Не бойся, – сказал он. Вряд ли это могло утешить полумертвое от ужаса существо, но других слов у него не нашлось.

– А я и не боюсь.

В ее голосе не было и тени волнения. С неожиданной легкостью она приподнялась и села, столкнув плащ на пол. Норберт застыл на месте. Он плохо запомнил девушку, которую выбрал для себя, и не был уверен, что узнает ее. Волосы у нее были темные – это он помнил, и кажется, утром они были длиннее… но лицо он восстановить в памяти не мог. И эти ореховые глаза под ровными дугами бровей… и кожа, слишком смуглая для уроженки Тримейна…

– Ты…

– Конечно, я не та, – сказала она, ничуть не смутившись под его пристальным взглядом. – Та, которую должны были забрать твои люди, надеюсь, уже дома.