"Фантастика 2023-200". Компиляция. Книги 1-19
Шрифт:
– Лучше бы пораньше, – вздохнул Владимир Ильич. – Деньги нам позарез нужны.
А кто бы спорил с самим Лениным? Деньги любому государству нужны и, как правило, всегда позарез.
– Генерал Игнатьев – строевик. Он живет по принципу: пост сдал, пост принял. Сейчас он считает себя и официально считается единственным представителем интересов России в республике, но как только во Франции появится советский посол, генерал передаст нашему полпреду все средства. Возможно, перечислит какие-то суммы нашему торговому представительству, но здесь есть свои тонкости. Как я понимаю, торгпредство будет негосударственным?
– Совершенно вег’но, – кивнул Владимир Ильич. – Георгий Васильевич предлагает основать наше торгпредство как представительство Центросоюза.
Я мысленно поаплодировал Чичерину. Всероссийский центральный
– Как я понимаю, у вас нет большого желания стать руководителем торгпредства? – спросил Ленин.
– Владимир Ильич, если мне отдадут приказ, отнекиваться не стану, самоотвод брать не буду, а пойду выполнять, – честно сказал я. – Но, по моему разумению, на должности торгового представителя должен быть другой человек. Куда годится торгпред во Франции почти не владеющий французским языком?
– А вы не владеете фг’анцузским? – удивился Ленин, отчего его «р» опять превратилась в грассирующую «г», но потом вспомнил. – Да, ведь вы заканчивали не гимназию, а учительскую семинарию. Виноват. Я отчего-то, когда общаюсь с вами, считаю, что имею дело с человеком, обладающем классическим образованием.
– Может, стоит меня отправить учиться? – улыбнулся я. – Подучу иностранные языки, арифметику, а потом меня можно и на ответственные должности назначать.
Владимир Ильич улыбнулся, давая понять, что шутку оценил, и требовательно кивнул, чтобы я не тратил время на пустую болтовню, а переходил к делу.
– Мне лучше полностью заняться другими проблемами, – продолжил я. – Во-первых, в самое ближайшее время Франция станет рассадником контрреволюционной заразы. Белоэмигрантов и бывших офицеров там и так хватает, но скоро в Париж хлынут те, кого Слащев выгнал из Крыма. Пока они околачиваются в Турции, но скоро очутятся в Европе. Кстати, следует сказать спасибо графу, что Франция тормозит приезд белоэмигрантов в Европу.
– Каким же образом? – заинтересовался Ленин, перебив меня.
– По моим сведениям, Игнатьева недавно приглашали к секретарю министерства иностранных дел Бертело, который сказал, что Франция считает себя в некоторой степени виноватой перед изгнанными из Крыма Врангелем и его людьми, и он желал посоветоваться: куда направить белоэмигрантов, где их высадить, как прокормить? Граф же заявил, что экономика Европы еще не восстановлена, а на азиатском берегу беженцы скорее найдут пропитание. Бертелло согласился, и поэтому Франция пока медлит, не дает разрешения. Разумеется, белоэмигранты отыщут массу способов заявится в Европу, но их будет гораздо меньше, чем могло быть. Значит нам необходимо создать собственную организацию, которая станет следить за недружественными нам лицами. Лучше действовать на опережение. Для начала – определить круг лиц, установить организации. Ну а там уже станем действовать по обстановке.
Про себя я подумал, что в моей истории белоэмигрантов было на порядок больше, нежели окажется в этой. Возможно, что здесь не возникнет ни РОВСа, ни других менее одиозных организаций, и работы чекистам поубавится. А если убрать Врангеля и Кутепова чуть пораньше, так и вообще хорошо.
– Понял вас, Владимир Иванович. Но это пег’вая причина. А что у вас во-вторых?
– А во-вторых, Владимир Ильич, мне необходимо продолжить работу по возвращению денег графа Игнатьева – вернее, наших, российских, денег на свою родину. Двести двадцать пять миллионов франков – приличная сумма.
– Почему двести двадцать пять? – удивился Ленин. Повертев головой по сторонам, вытащил из-под какой-то газеты папочку – родную сестричку той, что показывал мне Чичерин, полистал ее и нашел искомое. – А… – разочарованно протянул Владимир Ильич. – Девятьсот миллионов, если считать вместе с материальным имуществом, которого уже нет. Получается, наличных денег значительно меньше.
– Двести двадцать пять миллионов – тоже неплохая сумма, – заметил я. – По моим сведениям, сто двадцать пять миллионов находятся в Банк де Франс, еще пятьдесят – в Лионском кредите, а на пятьдесят миллионов у графа имеются долговые расписки и векселя французских промышленников. И материальное имущество частично сохранилось. Не на такие значительные суммы, но кое-что есть. Скажем, на одном из французских заводов хранятся
Ленин задумался на несколько секунд, потом сказал:
– Что же, Владимир Иванович, вы меня убедили. Действительно, не стоит вас перегружать лишними задачами, вы и так проделали колоссальную работу.
Я про себя подумал, что самым колоссальным, что делал – вспоминал содержание мемуаров графа Игнатьева. Как раз и время для этого появилось, пока тащились через всю Европу. Разумеется, где-то и в чем-то я ошибся, все-таки «Пятьдесят лет в строю» читал давненько, но если поднапрячь память, то в ней можно отыскать много чего интересного. Жаль только, что никак не мог вспомнить: а как это выглядело технически? Вывести из банков такие суммы… Не поверю, что Игнатьев сделал это в один присест, просто написав соответствующее письмо Красину. Банк де Франс – сродни нашему Сберу или ВТБ. Но кто рискнет вывести из Сбербанка России пять миллиардов долларов одной проводкой? Нет, были какие-то другие операции, более хитрые, за которыми стояла не только добрая воля Игнатьева, но и банковские круги белль Франс.
– Когда вы сможете вернуться во Францию? Наверняка, у вас здесь множество дел как у начальника ИНО. Месяц вас устроит? – поинтересовался Владимир Ильич.
Месяц бы меня вполне устроил, если бы во Франции не оставалась Наташа. А я же, поросенок такой, так и не сводил любимую женщину под венец. Если стану здесь сидеть, она возьмет, да и отыщет себе кого-нить, кто согласиться взять фамилию Комаровский.
Нет, с этим-то я шучу. Другое. Всегда считал, что измена, как бумеранг. Я изменил, был грех. А там Париж, народ кругом легкомысленный. Художники бродят, поэты красивых мадамов с мамзелями выгуливают, по ушам ездят. Пикассо хоть и гений, но ни одной юбки не пропускал, собака такая, вместе с голубем мира. А Наташа, скинув с себя бесформенное рубище, в котором ходила в Москве, сделав прическу и прикупив модный наряд, скинула добрый десяток лет и превратилась в юную красавицу. Мало ли…
– Думаю, нужно вернуться быстрее. Мне бы хотелось взять во Францию толковых и проверенных людей.
– Ваших «аг’хангелов» с бронепоезда? – хохотнул Ленин.
Вот те на… Я даже и не слышал такого выражения. Даже и понравилось.
– А я и не знал, что у товарища Ленина есть личная разведка, – хмыкнул я.
Владимир Ильич не стал говорить, что глава пролетарского государства не нуждается в личной разведке, а просто сказал:
– Это уже притча во языцах, товарищ Аксенов. Феликс Эдмундович как-то сказал, что если случается что-то странное, то можно отправить туда Аксенова на бронепоезде с его архангелами, они справятся. Ваш личный состав из Архангельска? Кажется, вы даже на переговоры со Слащевым ездили с одним из своих людей?
– Так беру тех, на кого можно положиться.
Товарищ Ленин кивнул, поднялся с места, давая понять, что аудиенция закончена и пошел проводить меня до двери. На прощание, пожимая мне руку, пристально посмотрел и спросил:
– Надежные люди, среди которых жандармский ротмистр, бывший уголовник, а остальные – белые офицеры?
Если Владимир Ильич собирался послушать, как я начну оправдываться, то это он напрасно. С вождями положено соглашаться.
– Вы абсолютно правы, Владимир Ильич. Моя команда – микромодель нашего общества. Три бывших офицера, причем двое – кадровых, один по образованию инженер – из прапорщиков военного времени, а четвертым из бывших – жандармский ротмистр. Еще два пролетария – радист с художником. Художника куда отнесешь, если кроме рук ничего нет и вечно голодный? Уголовник – тот вообще деклассированный элемент, маргинал. Есть представитель трудового крестьянства – это я. Все это перемешивается, сбраживается на основе коммунистической идеологии, вот как раз и появляется новое общество. Жаль, нет у меня представителя духовенства, не подвернулся под руку, а то бы совсем интересно было. Так что, Владимир Ильич, вы правильно говорите, что новый мир не возникает из пустоты, а образовывается на том, что дал нам старый. Образно говоря, цветы растут на той почве, в которую их высаживает садовник.