"Фантастика 2023-200". Компиляция. Книги 1-19
Шрифт:
Бывшая подпольщица тоже была согласна, что посвящать мужа не следует. Она ведь его любит, так к чему расстраивать Сашеньку? А с заданием она и одна справится, даже девушек из канцелярии просить не станет.
Согласен с умной женщиной. Не будем расстраивать Александра Петровича. Но чересчур честных и порядочных людей тоже нужно использовать. Не поручать им неприличных дел, вот и все.
Глава 4
Шантажистка из салона
Дорофей Данилович, подобно Атланту, державшему небесный свод, подпирал дверь гостиницы
Пожимая тяжелую длань швейцара, спросил:
— И что не весел?
— А чего веселиться-то? — грустно отозвался бывший циркач. — Ивонна моя на днях дурную болезнь подцепила, лечи ее теперь.
Твою мать! А я-то с ним за руку здоровался. Понимаю, что дурные болезни через рукопожатие не передаются, но все равно, страшновато. Не забыть бы руку вымыть с мылом. Лучше с хозяйственным. А Данилыч, видимо, желая поделиться горем, принялся изливать душу:
— Говорил же ей, дуре — вот, есть у тебя постоянная клиентура, надежная. Пусть небольшая — человек десять, зато свои, проверенные. Так решила, дура набитая, с матросиком американским пошуршать — мол, пять долларов на дороге не валяются, как-никак, по нынешнему курсу тридцать пять франков, а постоянный клиент нынче жадный, больше тридцати за ночь не дает, а за раз — так и не больше двадцати. А франк-то падает! Теперь вот и на работу не ходит, а врачи деньги дерут. Упаковка сальворсала десять франков стоит, а таких упаковок на курс лечения десять штук надо! Сто франков! Это мне тут две недели стоять, да и то, не наберу столько чаевых.
— Ничего, если не запущено, так вылечат, — утешил я швейцара, мысленно поправив название лекарства на «сальварсан». Сам бы не знал, если бы мы его не закупали едва ли не центнерами и не отправляли в Россию. У нас там сифилис — болезнь революционных матросов и мирного населения, примкнувшего к ним, а тут, понимаете ли, производственная травма у женщины. — А франков я тебе немножко подкину, если, конечно, есть за что.
— Эх, Севка, никак я тебя раскусить не могу. Вроде, и не француз ты, и на ажанов не работаешь, а вопросы странные задаешь, — привычно вздохнул швейцар.
Это у нас тоже своеобразный ритуал. Данилыч постоянно вздыхает, пытаясь меня прощупать — определить мою должность и пристрастие к новостям именно из этой гостиницы, но на самом-то деле он давненько зарубил на своем могучем носу — меньше знаешь, больше франков.
Я тоже привычным жестом полез в карман, вытащил из него заранее заготовленную красно-белую бумаженцию в десять франков и, стараясь не коснуться руки Данилыча,
— Вот видишь, на одну коробку сальварсана ты уже заработал.
Десять франков — стандартная цена просто за встречу, и за разговор. Для меня немного, а швейцару лишняя денежка.
— Так вроде, больше-то ничего нового и нет, кроме Ивонны, — почесал потный затылок Дорофей Данилович, с сожалением поглядывая на мой карман. — Да и управляющий дюже лютует. Запрещает, паскуда, о постояльцах лясы точить с посторонними. Мол — нужно хранить тайны наших клиентов,
Товарищ Сегень — дядька строгий. И правильно, что запрещает вести своему персоналу разговоры о постояльцах.
— Так ты указание управляющего выполняй, если приказано, — пожал я плечами. — Так и скажи — дескать, приходил один хлыщ, хорошо одетый, представился Всеволодом Владимировым, вынюхивал все. — Внимательно заглянув в прищуренные глазенки швейцара, хмыкнул. — Эх, Дорофей Данилович, а что же ты мне сразу-то не сказал, что ты обо мне управляющему уже сообщил?
Судя по тому, как дернулась щека швейцара, я угадал точно. А Сегень мне пока ни о чем не докладывал. Впрочем, я его еще и не видел.
— Сева, да ты пойми, — заюлил Дорофей. — Я же человек подневольный, за место держаться должен.
— Так я тебя в чем-то обвиняю? Я же тебе сказал, что ты можешь о нашем разговоре управляющему доложить. Вот только, отчего ты сам сразу о том не сказал? — покачал я головой, изображая крайнее недовольство, хотя прекрасно знал, что отставному атлету доверять нельзя ни на грош, ни на сантим. — Плохо это, Дорофей Данилович, очень плохо. Кто знает, может ты уже и ажанам про меня рассказывал?
— Не, ажанам я про тебя не рассказывал.
— А кому рассказывал? — насупился я, снова засунув руку в карман. Для швейцара было непонятно, что там у меня — еще бумажки, или какое-то оружие.
— Да никому, кроме нашего управляющего. А вот про гостиницу, да про ее обитателей, уже пару раз справлялись. Молодчики, вроде тебя. Кажется, соплей можно перешибить, а глянешь — мороз по коже. Не эмигранты, французы чистопородные, и не из уголовных — этих я всех в округе знаю, а из других. Может из ажанов переодетых, а может и покруче. Выправка у них не военная, как у тебя, но видно, что мундиры носили. Я же швейцаром здесь давно стою, глаз наметан.
Кто-то покруче? Уж не тайная ли полиция проявляет интерес к гостинице? Или разведка? Вполне возможно, потому что я бы на месте правительства Франции проявил интерес к недвижимости, что закупает советское торгпредство. Стоп. А разве у меня военная выправка? Господа и товарищи офицеры уверенно вычисляли во мне не то прапорщика военного времени, не то подпоручика из вольноперов, которые как раз настоящей-то муштры не видали.
— А управляющему ты об этих молодчиках рассказал? — поинтересовался я.
— Управляющему не говорил, не велено, — со значением сказал Данилыч.
Ясно. Сегень ведь своему персоналу лишнюю денежку не заплатит. И эти молодчики, что задавали вопросы, не желали напрасно тратить деньги. А десяток-другой франков — великая сила. Что ж, в кармане у швейцара появилась еще одна упаковка лекарства для супруги. Я даже не задумался, что не стоит касаться руками ладони швейцара.
— И что ты молодчикам без мундиров сказал?
— Сказал, что гостиница принадлежит советскому торговому представительству, обитают здесь, в основном, эмигранты да те, кого представительство на работу взяло. Ничего предосудительного сказать не могу. Баб, конечно же водят, но в меру, пьют тоже, как все.