"Фантастика 2024-117". Компиляция. Книги 1-21
Шрифт:
«Я клянусь, что стану чище и добрее!» —
Шепчет голос мне в серебряной росе,
Но скорей всего, конечно, охуею!
И со мною охуееют вместе все!
Прекрасное далёко, не будь ко мне жестоко,
Не будь ко мне жестоко, жестоко не будь.
От чистого истока в прекрасное далёко,
В прекрасное далёко я начинаю путь.
«А
Но не на того нарвались! Егор, закаленный лагерем и вписками на разных стремных блат-хатах — хитро ухмыльнулся, погрозил им пальцем и отправился к себе, чудом удерживаясь на ногах. Напоследок затянув:
«По притонам я с детства скитаааался…»
Химики и электротехники разочарованно переглянулись, да с досады допили и доели всё. А на следующий день, к величайшему удивлению Егора — как ни в чем не бывало на своих рабочих местах занимались делом. «Ничоссе они кабаны тут, столько выжрать и хоть бы хны!» — В голове шумело, в висках стучали молоточки, а во рту раскинулась безбрежная пустыня: «Сразу виден естественный отбор, слабые в детстве перемерли, остались только такие монстры…» Потом ещё Федус выговорил, укоряя:
— Не пей ты с ними, Егор, держи на расстоянии! Ровней ты для них всё равно не станешь, да и рубаха парень, свой в доску, из тебя так себе. Все в курсе, сколько жмуров на тебе висит с зимы. Я и сам тебя побаиваюсь, ты вообще лучше не пей, а то и с обрезом не расстаешься, и вообще, иной раз глянешь в глаза твои, так озноб пробирает! Может шишек принести, чо страдаешь? А так покуришь, поешь хоть и до завтра оклемаешься.
— Неси, — кивнул головой Егор и зажмурился от стрельнувшей в голове вспышки боли. — Базара нет, сухой закон! Да это я себе, не дергайся! — Успокоил он скривившегося Федуса. — Ну и до остальных тоже доведи, что если выпивают, так чтоб никто не видел и не слышал, вон лес под боком.
— Незаметно не получится, — замялся Федус. — Там эти…
— Клещи?!
— Да какие клещи, казаки и особисты с ними, из тайной экспедиции приехавшие, кишмя кишат. То учения проводят, то просто в засаде сидят. У нас же комплекс секретный, на особом контроле, молодежь стонет, что никакой личной жизни, в лес не отойдешь без присмотра.
— Ничего, для молодежи скоро харчевню откроем, там всё будет для проведения досуга культурного. — Егор утер внезапно выступившую испарину и с интонацией старого деда добавил. — А распутничать нехер! Пусть вон вступают в брак и живут нормально, а то у этих химиков понаехавших врачи несколько случаев сифилиса выявили! Одно слово, интеллигенция! Неси, реально что-то не по себе, такое чувство, что прямо здесь и сейчас кони двину…
А теперь, после разъяснения императором своей политики по «сохранению тайны пришествия потомков» — Егор отбросил всяческую осторожность. Срывал покровы и открывал глаза жадным до тайн и знаний молодым ученым. В научной среде химической промышленности сформировалась некая фронда, с крайне националистическими взглядами, пренебрежением к церкви и устоявшимся дежурным приветствием: «Слава Яриле!» И Егор постепенно вводил заслуживающих доверия в круг неоязычников.
Стремящихся
Тихой сапой зараза родноверия расползалась по всему горно-заводскому округу. А тут ещё и студенты горного училища, наездами посещающие комплекс, помимо копирования и переписывания журналов «Техника — Молодёжи» (Егор за дедовскую подшивку держался обеими руками, выдавал крайне неохотно, лишь под присмотром и для снятия копий, что тоже фиксировалось и проходило под грифом «Секретно») — приобщались к язычеству…
Больше всех от всплеска интереса к славянской мифологии выиграл Федус, имевший в личном пользовании машинку для партаков, сделанную из старой электробритвы. Художественными навыками он не обладал, но при наличии трафарета с коловратом — это не было проблемой. А Егор щедро выделял спирт для дезинфекции, хватало и для приборчика, и для хозяина. Желающих посетить полу-подпольный тату-салон было столько, что Егор даже порой грозился отправить Федуса к Мане на кодировку, особенно после напряженного для того вечера, примечательного наплывом клиентов.
Для баланса и расстановки сил Егор опекал и курировал обособившуюся группу талантливых ученых, склонных к атеизму. Культивировал в них здоровый цинизм и и мысль: «Лучший двигатель прогресса — милитаризм и война, без всякой жалости к противнику!» Пацифистов в их среде не было, а вот занимающиеся боевыми отравляющими веществами и взрывчаткой — присутствовали. Этих Егор подсадил на эстрадные хиты, особенно по душе им пришелся женский вокал звездного состава Миража. И неожиданно — уральская исполнительница регги Оля Маркес из группы «Alai Oli». Устраивал для них просмотры по вечерам с экрана компьютера фильмов. Эту фракцию Егор считал будущей научной элитой, поэтому ни времени, ни сил на общение с ними не жалел.
Обычный и неискушенный человек испытал бы когнитивный диссонанс, при виде молодых людей в антураже химической лаборатории, под растаманские ритмы и тексты, пронизанные темой любви ко всему миру и сущему — с хладнокровным видом рассуждающие о лучших и экономичных способах, как уконтрапупить вероятного противника. Сам же Егор в этом никакого противоречия не видел и своим собеседникам старался донести, что любовь — она в первую очередь на семью и родину должна быть направленна. Ну и заниматься любовью лучше всего тогда, когда отсутствуют те, кто может этому помешать, а то и воспрепятствовать. Даже гипотетически.
Принципом не пить с местными — однажды пришлось поступиться. При тесном знакомстве с людьми из тайного приказа, которых с легкой руки Федуса стали называть особистами. Пять человек прибыло из ведомства Макарова и разместилось в Известковом официально. И как высказал свою догадку Егору Федус: «Ещё кто-то из их братвы есть, зуб даю! Под прикрытием здесь шкуру трут и это не считая их агентуры!» Егор согласно кивнул: «Шаришь!»
Особисты оказались людьми компанейскими и весьма ловкими в обхождении, так что поначалу Егор на их настойчивые приглашения совместно выпить — попытался вежливо и с шутками отказаться. Старший потемнел лицом и обиделся: