"Фантастика 2024-121". Компиляция. Книги 1-21

Дубинина Мария Александровна

* * *

«– Знаете, а я начинаю соглашаться с теми, кто ставит Павла Степановича Нахимова выше нашего Владимира Алексеевича.

– Отчего же?

– Тут все дело в отношении к подчиненным. Корнилов, несомненно, обладает огромным умом и образованием, но, право, он педант. Мне рассказывали, что он однажды разбранил одного лейтенанта за чтение книги, не относящейся к военноморскому делу. Это ли не педантизм? Ведь так, пожалуй, все перезабудешь, чему учился, кроме морских наук. А я очень люблю чтение. В детстве, помню, читал Робинзона Крузо и мечтал, что меня выбросит бурею на остров…»

Спор, кто лучше – Корнилов или Нахимов, извечен. Однако я достаточно хорошо узнал и того и другого, чтобы делать скоропалительные выводы.

И тогда, оказавшись на «Владимире», я, как и остальные, видел, как на палубе стоял в одном мундире с эполетами среднего роста моряк с тонкой и стройной талией, с правильным, почти классическим профилем и каменным выражением лица. Это и есть вице-адмирал Корнилов. Строгий, требовательный и ругается на Меншикова. Князь, по мнению Владимира Алексеевича, зря гоняет корабли, не давая свободы действия.

Еще неслабо спорил Владимир Александрович с командиром «Владимира» капитан-лейтенантом Бутаковым, как и всякий моряк старой школы защищая надежные паруса и недолюбливая более технологичные «самовары». У Бутакова наоборот. Мне рассказывали впоследствии, как он в свое время критиковал распоряжение об обязательном двухгодичном плавании под парусами всех офицеров, назначенных на пароходы. И, стоя на палубе «Владимира» (как любой пароходо-фрегат он тоже снабжен парусами), доказывал Бутаков свою правоту не только Корнилову, но и мне.

«– Я всегда говорил, что пароходы парусам несут смерть. Паруса лишь бесцельно увеличивают вес корабля. Можно, конечно, возразить, сказав, что пароходы зависят от угля, но… Когда «Северная пчела» пишет, что в Константинополь пришел французский винтовой корабль «Наполеон» с машиной в тысячу сил и вооружением в девяносто пушек, то понимаешь одно – развитие пароходства совершается неуклонно и необратимо…»

Спорить с такими доводами «морской гусар» не стал. Тратить силы на диспут во время осеннего дождя, даже когда по бокам парохода из воды то и дело выпрыгивают дельфины, мне решительно не хотелось. Уж лучше спеть чудесным рыбам мультяшную песенку. И опять нашлись поблизости уши дюже большие, аки у зверя невиданного – Чебурашки. Миша песню запомнил, полный текст у меня выведал, и вскоре то там, то сям с судов можно было услышать тягучее:

А дельфины добрые, А дельфины мокрые На тебя глядят умными глазами, А дельфины скромные, А дельфины черные Просят, чтобы им сказку рассказали… [271]

Еще немного, и я действительно начал бы рассказывать дельфинам сказки от скуки, но… Мы подошли к турецкому Зангульдаку, где вражеские пароходы грузятся углем, и тут настигла нас удача! Показался на горизонте дым. Сразу приказ от Корнилова: поставить парус, прикрепить реи и держать на пересечение курса. Приказ выполнен…

271

Песня «Дельфины», музыка М. Минкова, слова С. Козлова.

Примерно к восьми утра показались мачты и трубы. Наши сначала думали, что «Бессарабия», а оказался… турецко-египетский пароход «Парваз – Бахри» (в переводе «Морской вьюн»). Нас эта «рыбешка» тоже не сразу раскусила. «Владимир» топился антрацитом, дыму не давал, и потому для неприятеля мы казались обычным «купцом». То-то османы удивились, когда этот «купец» начал больно драться, положив начало историческому событию – первому в мире бою пароходов. И все к нему готово. Канониры по боевой тревоге стоят у бомбических пушек, разложив свой инвентарь. На очищенной от коек палубе видны горки ядер, книппелей, картечи, пороховые картузы. Пароходо-фрегаты перешли на параллельные курсы. Первый выстрел наш. 68-фунтовое ядро подняло столб воды прямо по курсу «вьюна» – общепринятый сигнал «Предупреждаю и предлагаю сдаться без боя». Ответа нет.

Тогда второй выстрел, уже на поражение. Турки наконец-то отвечают огнем из орудий правого борта, однако почти все их ядра ложатся с большим перелетом. Зато мы стреляем точно. Уже третьим выстрелом сбит вражеский флаг. Турки подняли новый. Это не помогает – кормовой и носовой обороны у них нет. Мы подходим с кормы и начинаем настоящий обстрел в упор побортно, превратившись в эдакую вращающуюся пулеметно-артиллерийскую башню, бьющую не только пушками, но и картечницами. На «Владимире» их по две с каждого борта.

– А ну-ка, братец, дай мне пострелять! – крикнул я и, очутившись у ближайшей картечницы, отчаянно закрутил ручкой. «Мясорубка» сердито затукала, словно шарманщик папа Карло. Максим бы сюда, но конспирация превыше всего. Более продвинутые пулеметы нужно приберечь для сухопутных сражений с более продвинутыми врагами, нежели турки. Но и без «максимов» бой быстро превращается в избиение. Время только подходило к одиннадцати часам, а у «вьюна» разбиты все шлюпки, куча пробоин в борту, поврежден рангоут, снесена смотровая площадка, дымовая труба как решето, раненых не счесть. У нас пострадали только стеньги грот-мачты.

Обстрел продолжается. «Владимир» неоднократно подходит к «вьюну» на картечный выстрел и разряжает пушки в упор, а после еще несколько бортовых продольных залпов с кормы.

И все это с четкими, продуманными командами:

«– Лево руля!.. Полный! Стоп! Задний! Стоп! Вперед! Право руля! Четыре румба к зюйду!..»

В полдень турки спустили флаг. Все. Историческое сражение состоялось. Теперь итоги. На борт «вьюна» послан лейтенант Ильинский, принявший капитуляцию и поднявший Андреевский флаг, под которым еще со времен Петра Первого по традиции висел приспущенный флаг побежденного. Я тоже напросился на «прием капитуляции» и вскоре очутился на «вьюне». Картина жуткая. На палубе мешанина из обломков штурвала, разбитых люков, рваного рангоута, перебитых снастей, оружия, трупов, кусков окровавленной плоти, раненых, угля. Внизу тоже лопнуло несколько бомб. В носовой каюте разорвало ядром офицера, который спустился тушить пожар. В кормовой рулевого взрывом убило. Ни одной целой переборки. Бока, кожухи, будки расколочены. Грот-мачта держится на честном слове.

Наши потери иные; повреждения незначительны, погибли лейтенант Железнов (убило ядром) и горнист, унтер-офицер и два матроса ранены.

Что произошло дальше? Мы вернулись к эскадре, где нас не ждали. На палубе «Трех святителей» суматоха, с «Владимира» наши и пленные турки хором кричат «ура!», а Корнилов кричит Новосильцеву: «Поздравьте меня, я взял приз!» и показывает рукой на буксируемый «вьюн», который наши матросы не замедлили переиначить по-своему – «Перевез за вихры». Затем прошла передача части пленных на «Три святителя», Корнилов под конвоем повел «приз» в Севастополь, где «вьюна» уже ждала дальнейшая судьба под Андреевским флагом [272] .

272

Впоследствии, оказавшись на Севастопольской верфи «Парваз-Бахри», был отремонтирован и вошел в состав Черноморского флота под названием «Корнилов», однако после сдачи города в 1855 году пароход пришлось сжечь.

На другой день домой вернулись остальные с намерением стоять на якоре до весны.

«– Как же так?! – продолжал возмущаться Миша. – Как до весны?! Нужно прямо на Константинополь идти, занять Проливы…»

Ну, Проливы не проливы, но вскоре снова мне и остальным пришлось выйти в море и крепко взяться за турецкий флот, который собирался высадить на Кавказском побережье большой десант. До этого пароходы британского «помощника» Слейда (турки его величают Мушавир-паша) провели рекогносцировку, заодно щедро снабжая черкесов порохом, свинцом и новейшими штуцерами. Вот чтобы этим «горным стрелкам» помощь опять не пришла, нужно нам было срочно турецкий флот найти. Найти и уничтожить.