"Фантастика 2024-164". Компиляция. Книги 1-25
Шрифт:
Дахэжан озадаченно замолчала — озвучив при этом один из вариантов, что я давно мусолю в голове, надеясь найти выход из патовой ситуации. Конечно, жену и народившегося малыша я могу отправить и в Рязань, и в Москву — правда, в стольных градах соседних княжеств также небезопасно… Москву вон даже каменный кремль не спас! Спрятать жену и ребенка в окрестных лесах с малой дружиной? Да, это возможно… Но никаких гарантий безопасности семьи нет и не будет.
Да что тут говорить?! Не уйду я никуда с повольниками, ни в какие походы, пока родным угрожает опасность! Да и княжество, и город оставить на
Вот если бы нам с ушкуйниками ударить первыми, чтобы наверняка взять добычу и вернуться в Елец! Но как, какими силами?! У Тохтамыша даже зимой в Булгаре соберется не менее десяти тысяч нукеров ханского тумена, да еще столько же самих булгар встанет в строй… Конечно, в теории можно было бы налететь лишь на один из городов, взять в нем добычу и ретироваться назад. Хах, вот если бы корабли ходили по рекам и зимой, тогда да. А так…
Стоп.
Я замер как вкопанный, остановившись посредине шатра. Реки. Зима. Лед. Дороги… Лыжи? Сани? А ведь это же…
Улыбнувшись жене, я произнес только одно слово:
— Придумал!
После чего рванул к выходу, уже на ходу приказав страже:
— Полоненного царевича ко мне, срочно! И Алексея, толмача моего кликните!
Съежившегося Ак-Хозю грубо бросили на колени перед каганом Феодором, прожигающего наследника эмиров Булгара ледяным взглядом. Царевич постарался не дрожать перед лицом своего пленителя…
Но получилось плохо.
Резкий голос кагана ударил по ушам, словно хлыст — однако, заслышав перевод толмача, булгарин все же приободрился. По крайней мере, о его казни сейчас никто не говорит!
— Князь Федор спрашивает, известно ли тебе о готовящемся набеге хана Тохтамыша на Москву?
Выслушав перевод, царевич испуганно замотал головой — о планах своего хана он ничего не знал. Однако от глаз Ак-Хози не укрылось то, как потяжелел взгляд кагана, как потемнело его лицо… Задав еще один вопрос, Феодор внимательно посмотрел на царевича:
— А скажи вот что: готов ли хан отказаться от дани? Готов ли он признать независимость Руси от орды, а князя Димитрия Московского — назвать равным себе? Говори честно, царевич — от того зависит твоя жизнь.
Выслушав перевод, булгарин сильно побледнел — да и крупная дрожь стала бить его гораздо сильнее! Конечно, хан Тохтамыш — грозный владыка… Но хан Тохтамыш далеко — а свирепые урусы, практически целиком истребившие его войско, ныне вселяют в царевича просто первобытный ужас! Так что ответил он предельно честно — при этом тщательно подбирая слова:
— Хан Тохтамыш ждет дани, как и прежде. Он считает, что, утвердившись в Золотой Орде и став ее законным ханом, он имеет полное право требовать выхода с Руси также, как и до замятни.
В этот раз каган кивнул с куда большим удовлетворением:
— Скажи: если князь Димитрий Иоаннович откажется платить дань, татары вновь нападут на Русь, желая ее подчинить?
Царевич, неотрывно смотря в глаза Феодора испуганным, затравленным взглядом, ответил не сразу — страшась, что в этот раз за правду его точно накажут. Но ведь и за ложь же грозятся расправой! Наконец, он коротко вымолвил, невольно начав заикаться:
— Д-да.
И вновь удовлетворенный кивок Феодора.
—
Уловив перемену в уже благосклонно зазвучавшем голосе кагана, царевич не стал противиться его выводам:
— Думаю, хан так и поступит.
Последовала продолжительная пауза, к концу которой Ак-Хозя вновь рефлекторно съежился под не очень-то и дружелюбными взглядами окруживших его урусов! Наконец, Феодор вновь заговорил — а толмач стал вторить его словам:
— Ты отправившись вместе с нами в Москву, к князю Димитрию. И повторишь слово в слово все то, что сказал здесь и сейчас. А попытаешься извернуться, схитрить, обмануть великого князя — так я найду способ расправиться с тобой хоть в Москве, хоть даже в Булгаре! Ты нигде не найдешь покоя, царевич, нигде не сможешь спокойно заснуть, надеясь, что утром откроешь глаза!
Ак-Хозя вновь отчаянно затрясся под взглядом свирепого в сече кагана — ведь тот на глазах булгарина расправился с двумя лучшими его телохранителями, едва не лишив жизни самого царевича! Кошмары вон, каждую ночь снится… И даже не дослушав перевода, Ак-Хозя тонко воскликнул:
— Не убивай, не лишай живота, каган! Я скажу всю правду Димитрию Московскому, я скажу все, что ты повелишь! Лишь сохрани мне жизнь, милостивый каган…
— Не скули!
Окрик Феодора заставил булгарина вжаться в землю.
— Тебе принесут поесть чорбы. Набирайся сил, царевич, завтра тебя ждет дальняя дорога…
— Ну, не плачь, солнышко мое… Не плачь. Не могу я тебя непраздную с собой взять, просто не могу! Но обещаю — вернусь, как можно скорее, ни дня лишнего в Москве не проведу! Дай Бог, до зимней стужи и вернусь…
Зажмурившая заплаканные глаза супруга только закивала, уткнувшись лбом мне в плечо. И мне осталось лишь покрепче прижать к себе черкешенку, гладя ее по копне густых волос, отдающих сладко-пряным ароматом степных трав:
— Ну послушай… Я оставлю подле тебя Михаила с десятком старшей дружины. Твердило будет воеводить, младшая дружина, почитай, также вся здесь. Ушкуйники в Ельце, казаки крепко несут дозоры… Да и не объявится никакой ворог до весны, точно не объявится! А тебе на днях уж и избу теплую, просторную срубят, и повитуху мы подобрали…
Дахэжан согласно закивала — так, впрочем, и не раскрыв глаз.
— Все лучше, чем по весне остаться один на один с татарами… Пойми, мой единственный шанс — это убедить князя Димитрия ударить на Булгар прямо сейчас! Ну, то есть зимой, пока большая часть степной конница Тохтамыша откочевала на полудень. С ханом ныне остались лишь самые преданные нукеры — ну и булгары. Но тех били и ушкуйники, и сами москвичи с нижегородцами — и сколько булгар, опять же, сгинуло под Ельцом!