"Фантастика 2024-184". Компиляция. Книги 1-20
Шрифт:
Голова моя, дурная, утыкается в мягкие бумажные листы. «Я слишком долго не спал», — перед тем как отключиться, посылает свой последний сигнал мозг.
Сон, цветной, такой, коих я не видел очень давно, окрашивает пространство вокруг бестелесного меня. Тысячью дверей ставятся стены, потолки и пол. У одной из которых, увидев себя от третьего лица, прикованного по рукам и ногам, пытаюсь шевельнуться, бесполезно. Дверь, у которой я сижу, выглядит очень старой, вся в здоровенных трещинах, через которые при желании могла бы проникнуть и чья-то рука.
«Не открывай двери» — вспоминается мне предупреждение Эсфеи, в тот миг, когда
— Матвей.
Доносится из-за пределов, из-за замочной скважины и проходящей под ней трещины. Ничего не отвечая, пытаюсь отдалиться, носочками и пятами ног стараюсь оттолкнуться, но астральный мир не подчиняется законам физики. Сколько бы я ни толкался, ни пытался отстраниться, дверь находилась все так же близко.
— Твоя самоотверженность неприятно удивляет. Кто знал, что никудышный сын лжесвященника, того, кто на религии, чужом горе, сколотил состояние, сможет так сильно усложнить всем нам жизнь. — Говорит нечто из-за дверей. Вздор, обман, это все ложь.
— Мой отец был предпринимателем! — Возразил я, сам того не заметив, как вернул контроль над языком, легкими и горлом.
— Верно, церковь — отличный бизнес. — Явно насмехаясь, отвечает мне голос из-за двери.
Этот голос, не такой зловещий, как в прошлый раз, но по-прежнему отдающий хрипотой, тяжелым, интонационно прерывающимся и ударяющим на согласных басом. Словно кто-то молотом по железным слогам бьет, так звучал его голос.
— Кровавый Кузнец…
— Верно… Сдавайся, Матвей, хватит этой… глупой борьбы. Я знаю, чего ты хочешь, даже не думай, не мечтай. Ты проиграл еще до начала партии, потому просто коснись двери, открой ее, и я дарую тебе свободу. Позволю встретиться с теми, кто давно ждет тебя, отцом, матерью…
Руки мои тут же разрывают путы, я возвращаю над телом своим контроль. Дернувшись, проваливаюсь на незримый пол, пячусь. Гандон ты штопанный, контрацептив использованный, а не бог. Даже в играх, ебучих, не щадящих ни детей, ни взрослых, упоминание родителей, связи с ними — последняя из черт, перейдя за которую пути обратно нет. Ебучий манипулятор, в аду тебе гореть за подобное, и я бы тебя туда с радостью отправил! Так какого хуя… почему… руки мои трясутся, а я сомневаюсь в своем ответе?! Эта сука, чудовище, оно тянуло меня в ад, туда, где, скорее всего, и оказался мой батя, но… что с мамой, как она, где, так же в аду или нет?! Даже думать об этом оказалось больно, настолько, что буквы в мыслях не могли связаться в слова. Я устал, вера моя в светлое будущее надломлена, и встреча с семьей… Моя семья… это ведь не только мама и папа. Но еще и моя Муррка, Пом, Зелёная, Белая, Хохо, Лея, Ветерок, Заря, не говоря уже о Кобо, Кобаго, Мудагаре и Бобе, что стали мне сродни старшим и младшим братьям. Ответственность за их жизнь, за будущее, оставленное этими прекрасными людьми (именно таковыми я их считал), лежала на моих плечах. И сдать их Наследие, то, во что все они вкладывали себя, свои жизни, я не мог!
— Твоими? — Сдерживая порыв ненависти, зная, что точно пожалею об этих словах, говорю я.
— Не понял.– Голос, тщедушный, становится угрожающим.
— Ну… я про мать с отцом. Мне бы много чего
Связь прерывается, пространство с дверями сменяется черной, погруженной во мрак комнатой. Блять, я точно об этом пожалею, точно отгребу и, быть может, даже слова мои обрекут кого-то на еще большие муки. Ад, все то, что скрыто в нем, все те байки о грехах и ответственности за них, меня печалили. Мертвым так и так предстояли мучения, я не мог обречь на нечто подобное еще и живых, тех, ради кого все это начиналось. Мама, папа, простите меня, ваши жизни, как и моя собственная, не дороже жизней тех детей, что я подобрал на улице. Я буду их использовать, кто-то из них непременно умрет, но, от действий моих, я верю, выживет больше, чем погибнет. Мне хочется в это верить, и я сделаю все, чтобы так оно и было.
Тьма сменяется прорезающимся через шторы лунным светом. Рядышком, слева, охватив мою руку ручками и ножками, дремлет успевшая подрасти за ночь Облачко. Справа, голая, обнажившая свои небольшие груди, также вжавшая по меж них мою руку Ветерок. Нудистка ты херова, чему ребёнка у… Взглянув на Облачко, заметив ее размеры, то, что не должен был, вырвал руку, накинул на дочку одеяло. Малышка, ее груди растут слишком быстро, я бы сказал — не по годам! Как отцу мне приятно, что она становится все красивее и красивее, но вот как мужчине страшно. В первую очередь за себя.
Потный, с пересохшим горлом, колотящимся сердцем, едва встаю на ноги, как тут же встречаюсь с телепортировавшийся Зуриэль. Я выглядел скверно, но она, точно еще хуже. Взъерошенные волосы, безумные голубые глаза и растрепанные одеяния. Ангел почувствовала вторжение. Нечто зловещее обрушилось на пространство, ударило по дверям, ведущим в другие миры. Кузнец был очень зол, что-то в планах его шло совсем не по задуманному сценарию, иначе зачем Древнему, властному богу приходить ко мне? Жалкой букашке, пылинки… нет, я ведь меньше даже молекулы. Так почему он появился, что стало главным триггером для его личного вступления в игру?
Лёгкое землетрясение, колыхнуло старое здание, разбудила Облачко, Ветерка и всех наших домочадцев. Послышались испуганные выкрики солдат и магов. По всей планете дрожью земли отзывалось Эхо недовольного моим ответом Кузнеца.
— Это ведь был Кузнец, да? — Спрашиваю я у Зуриэль. Ангел кивает, после чего, вновь толчок, более сильный, едва не усадивший меня на кровать. — А это?
В окне, заревом, столбом красного пламени расцвёл огненный цветок.
— О Матвеем, это ведь сильнейшее из заклинаний сестрицы… — Припав к окну, взмолилась Ветерок.
— Зуриэль, бери с собой Люси, Эглера, Инквизитора и пулей к Заре. Выясните, что там, а после…
Столб пламени разрезало лезвие белого света. В пылающем огнями небе, далеко, над лесом, один за другим расцвели взрывы из красного и белого пламени. Зуриэль одной рукой хватает за мое плечо, второй за свою голову и падает на колени. Лицо ее перекошено от боли, мы с Ветерком ничего не понимаем, и лишь Облачко, глупое и бестолковое дитя, приходит ей на выручку. Кокон из темной, серой материи, из которой состояли Слуги, окутывает Ангела, поглощает исходящую от нее энергию, позволяя Зуриэль восстановиться, прийти в себя и вновь подняться на ноги.