"Фантастика 2024-184". Компиляция. Книги 1-20

Шагинян Мариэтта Сергеевна

Длинный появился неизвестно откуда. Вначале он вел себя очень странно. Появившись совершенно оборванным, грязным, до изумления заросшим и с таким количеством вшей и блох, что находиться рядом с ним не было никакой возможности. Казалось, что скачущие по нему блохи, только того и ждут, чтобы по приказу своего носителя-хозяина набросится на любого обидчика и сожрать его. Он почти не разговаривал, и не мог толком объяснить, откуда взялся и где жил до этого момента. При этом постоянно путался в текущих датах и реалиях. А когда оставался один замирал, в одном положении, и мог долго сидеть, на одном месте вглядываясь в одному ему известные дали. Его даже считали тронутым умом, потому особо и не задевали и даже подкармливали. А спустя несколько дней, он вдруг исчез, никому об этом не сказав. Вот вроде бы только что был рядом, и вдруг его не оказалось. Некоторое время о нем еще вспоминали, но уже на следующий день нашлись более интересные темы и о нем забыли. Но прошла всего лишь неделя, и тут вдруг он вернулся назад. И это было что-то поразительное. Помня его первое появление, это было небо и

земля. Не сказать, чтобы он был одет словно щеголь, но на нем была вполне добротная одежда, хоть и видно, что снятая с чужого плеча, но тем не менее чистая и уж точно не найденная на помойке. Вместо лаптей, обмотанных какими-то тряпками, вполне приличные, если не сказать большего сапоги, с зеркальным блеском и лихо заломленными голенищами. Фуражка-хулиганка, со слегка переломленным козырьком, мечта всех беспризорников городка, венчала его начисто обритую голову и придавала ему особый лоск. Сейчас он больше походил на одного из «Иванов», нежели на бесправного беспризорника. Более того он притащил с собой довольно вместительный заплечный мешок с хлебом, парой кругов колбасы и фруктами. А на все вопросы где взял такое богатство отвечал: «Добрые люди поделились». Все находящиеся в логове пацаны радостно набивали свои изголодавшиеся желудки, когда в дверном проеме показался Кривой со своими прихлебателями.

Кривой был в бешенстве. Еще бы, его атамана ватаги не поставили в известность и даже не стали дожидаться, принявшись жрать подачку пришлого, который сам никто, и звать его никак. Это ли не умаление достоинства? Или пришлый хочет занять его место? Если бы не хотел, то должен был прийти именно к нему, а уже после с его, Кривого, одобрения угощать остальных. Он что правил не знает?

Накручивая себя подобными вопросами, Кривой в бешенстве вскочил на стол, за которым устроилась малышня и начал ногами расшвыривать еду, топча и скидывая ее со стола. Малыши, да и многие другие, уже не раз попадавшие под горячую руку атамана вскочили со своих мест и отбежав от стола постарались прикинуться ветошью, только бы не попасть под его горячую руку. Единственный, кто, пожалуй, не испугался взбесившегося главаря, оказался Длинный. Он несколько секунд смотрел на беснующегося Кривого, расхаживающего по столу, выкрикивающего оскорбления и грозящего всеми карами нарушившему его порядок, а после спокойно произнес.

— Слезь со стола придурок. Хватит жратву портить. Хочешь разобраться, я здесь.

И этот негромкий спокойный голос оказался почему-то действеннее, чем все, что еще мгновенье назад обещал главарь. Мгновенно остановившись, Кривой исподлобья оглядел притихшую толпу, жавшуюся к стенам, перевел взгляд на пришлого и с ревом разъяренного быка кинулся на Длинного. Леха не видел, что именно в произошло, так как в этот момент от страха зажмурился постарался еще больше вжаться в стену, прекрасно понимая, что чем-бы не закончилась стычка, больше всех достанется именно ему. Так уж повелось с самого первого дня. В этот момент рев вдруг внезапно стих, и Леха приоткрыв глаза вдруг увидел спокойно стоящего пришлого паренька и Кривого пластом лежащего на полу заброшенного дома, где обитала его банда. При этом все находящиеся в комнате пацаны замерли не верящими глазами смотря на происходящее. Паренёк слегка наклонился над лежащим атаманом и спокойно произнес:

— Мне твое место в хер не впилось. Просто хотел отблагодарить, за приют, но похоже мне здесь не рады. Что ж, каждому своё.

И выпрямившись повернулся и спокойно пошел на выход. В этот момент, пришедший себя Кривой, пытаясь сохранить или восстановить остатки утраченного авторитета, вытащил из-за пазухи нож, и со всего маха кинул его в спину Длинного.

О том, что Кривой мастер метания ножей, знали все. Все свободное время, которого у него было больше чем у кого-то еще, он только и занимался, тем, что тренировался в метании ножа, привлекая к своим тренировкам всех прибившихся малышей. Часть из них бегала по комнате с деревянными щитами изображая мишени, а кто-то возвращал нож хозяину, если тот по каким-то причинам промажет и нож улетит в сторону. Впрочем, последнее с каждым днем случалось все реже и реже.

— Берегись! — во все горло заорал Леха, сам не зная, как у него хватило смелости предупредить паренька, и прекрасно осознавая, к каким последствиям, все это приведет.

Длинный в тот же момент, будто бы сломался пополам, одновременно падая на колени и разворачивая корпус назад. Взметнувшаяся при этом вверх его правая рука, казалось небрежно выхватила из воздуха, нож летящий в него. Осмотрев выхваченный нож, Длинный произнес единственное слово: «Дрянь!», и почти без замаха, только слегка шевельнув кистью, отправил нож обратно. Тот пролетел через всю комнату и почти по самую рукоять, воткнулся в висящую на стене доску с изображением Императора Николая II, которую Кривой, часто использовал вместо мишени. После повернувшись к атаману, презрительно произнес:

— Не советую. Следующий будет твоим. Тогда точно окривеешь.

Леха скосив взгляд на портрет Императора, заметил, что нож пущенный рукой Длинного вошел прямо в глаз портрета. И судя по тому, как Кривой вдруг сжался, было понятно, что он испугался. Длинный же, проходя мимо Лехи, вдруг на мгновенье остановился и спросил:

— Пойдешь со мной?

— Да.

Только и сумел выдавить из себя Леха уже представляя, чтобы с ним было, если бы Длинный не произнес этих слов.

Глава 3

(Леха продолжение)

3.

Сколько не пытался Леха узнать имя напарника, так ничего у него и не вышло. На все вопросы был один ответ указывающий на действительно

выдающийся рост напарника. Когда же Леха основательно надоел ему, то приятель объявил, что с этого момента и Леха лишается своего имени, и теперь будет только Лепехой, и никак иначе. Как бы невероятно это не звучало, но Лехе это пришлось по душе, особенно после какого-то необыкновенного рассказа Длинного о красноармейцах-диверсантах, последнее слово было не слишком понятно, но сам рассказ открыл перед ним такие дали, что просто дух захватывало. Так вот эти необыкновенные воины пользовались между собой только прозвищами-позывными. Как сказал Длинный, это было сделано специально, чтобы в случае попадания в плен никто не узнал их настоящего имени. Да и в бою проще было позвать по прозвищу, чем выговаривать длинное: «Товарищ красноармеец-диверсант, не будете ли вы столь любезны и не соблаговолите ли вы занять вон ту высоту, которую нужно будет удерживать некоторое время, до подхода основных сил Красной армии». Леха, наверное, хохотал минут пять, когда услышал эту тираду из уст своего приятеля.

В городе, в котором они изредка появлялись все было по-старому. Пацаны, встречавшиеся им из ватаги Кривого, тут же переходили на другую сторону улицы и старались, не только не разговаривать с ними, но по возможности даже не замечать их. Пойманный однажды врасплох один из малышей, чуть ли не на коленях просил отпустить его и постоянно оглядывался вокруг. Как выяснилось из короткого разговора, Кривой строго настрого предупредил всех поголовно, что если кого-то из них заметят, хотя бы приветствующих Длинного или Леху, тут же выгонит из банды. А в преддверии скорой зимы это было фатально.

Как это было ни странно для Лехи, но сейчас, когда вместо ватаги пацанов, он находился под опекой Длинного, жить стало гораздо проще. И это касалось всего.

В первый же день, поставив Лепеху у забора какого-то дома, как он выразился — на шухере, Длинный легко перемахнув через забор исчез на пару минут, а после вдруг появился уже почти в сотне метров от него, с охапкой каких-то тряпок. Как он умудрился проделать все это быстро и незаметно было непонятно. Леха так и не сообразил, как его приятелю удалось провернуть такой трюк. Ведь даже просто пробежать такое расстояние и то бы заняло не меньше этого времени, а тут он успел не только пробежать, но и найти нужную одежду. Правда сразу заполучить ее Лепехе не удалось. Вначале они отправились к реке, где Длинный приказал другу полностью разоблачиться, и хорошенько искупаться, используя вместо давно забытого мыла, растертые корни обыкновенного камыша. Правда он называл их аиром, и эти корни действительно вполне нормально мылились и помогали отмыть давно застаревшую грязь. А где они не справлялись, прекрасно помогала обычная прибрежная глина смешанная с песком. Потом, с помощью неизвестно откуда появившегося у него в руках ножа, Длинный вначале грубо обкорнал, а затем начисто выбрил Лехину голову, не оставив на ней ни единого волоска, разве, что, не тронув бровей и ресниц, хотя, явно прицеливался и к ним покачивая нож с такой страшненькой ухмылкой, что Леха чуть не обделался от его взгляда. После чего последовало повторное купание, но уже с мытьем начисто лишенной волос головы. И только после того, как Леха обсох, а Длинный внимательно осмотрел все его тело на предмет, как он выразился, «отсутствия квартирантов» отдал ему достаточно приличные, хотя и несколько большеватые портки, которые пришлось подвязать веревкой. А вот толстовка, врученная мгновением позже, оказалась, как раз впору, как будто и шилась именно на него. Правда не было обувки, а использовать старые, как выразился приятель — гавнодавы, он не разрешил, отшвырнув их куда-то в сторону. Вообще, из уст нового приятеля порой вылетали такие слова или обороты речи, что Лепеха на некоторое время просто терялся не понимая, что ему говорят. Впрочем, Длинный всегда или разъяснял, или старался подобрать какие-то другие слова, чтобы становилось понятнее.

— Ничего, потерпишь. — сказал он. — Лето на дворе, можно и босиком походить. У тебя какой, какой кстати размер?

— Размер чего? — осторожно спросил Лепеха.

— Ну да. — задумчиво произнес Длинный. — Это я погорячился. Откуда тебе знать о головастых Французах и принятых ими единицах размера обуви. И тут же вывалил на голову приятелю целый рассказ о размерах обуви.

— Вообще-то, — говорил он, — разделять обувь по размерам, придумали англичане, когда запустили массовое производство. Но чтобы как-то выделиться среди остальных прочих, размеры обуви решили привязать к ячменному зерну, длинна которого была чуть больше восьми миллиметров. Но этого им показалось мало — для экономии цифр, в отличие от Европы, измеряющей размеры от нуля, они измеряли размеры от минимальной практичной длины — для детей с 12 «зерен», для взрослых с 25 «зерен». Детские размеры заканчивались на тринадцатом с половиной, а дальше уже шли взрослые размеры, начиная с третьего. Американцы пошли еще дальше, они изменили минимальную практичную длину от которой начинались считаться размеры, причем ввели разделение на мужской и женский размер. Таким образом, для детей размеры считаются с минимальной длины 11.67, для мужчин с 24, для женщин с 22.5. Поскольку шаг между целыми размерами у них получился очень большой (треть дюйма это все же по более чем две трети сантиметра), для пущей точности обувь стали делать с шагом в полразмера. Например, размер 8, потом размер 8 1/2 , потом размер 9, ну и так далее. А вот Французы, которые были головастые парни, решили в качестве единицы длины использовать Рaris Рoint — 0.26 дюйма, а после того, как ввели метрическую систему, изобретенную ими же 2/3 сантиметра. Сие прижилось, и это и есть те размеры, которые мы видим, в основном, на своих тапках и другой обуви. То есть, например, 37-ой размер, это 37 парижских пунктов.