"Фантастика 2024-20.Компиляция. Книги 1-2
Шрифт:
— Тогда эта жестяная батарея еще и на орден Ленина минимум тянет.
— И не на один, я бы предложил каждый год изобретателю по такому ордену давать. Ты представляешь, сколько людей на годы раньше в человеческих условиях жить станут!
— Я-то представляю, а ты, вижу, и раз в месяц человеку орден бы выдавал, а еще деньгами бы…
— А зачем ему еще и деньгами-то? Вознаграждение положено? Положено, нужно просто… я тут форму отчета составил, пусть ее строители заполняют и наверх отсылают. Тогда мы будем ежеквартально подсчитывать точную сумму
— Ну ты и жук! Ладно, давай свою бумажку, дам поручение Госплану твоему ее утвердить как обязательную форму квартального отчета. А это что?
— А это я отдельно посчитал, сколько денег мы уже сэкономили, с даты начала использования изобретения в народном хозяйстве. И поручение в наркомфин… подписал? Я им сам передам, все равно завтра с утра у них буду. А про орден — он, конечно, уже заслужен, но ты лучше постановление подпиши как раз когда срок выплаты авторских закончится. Тогда в поздравительной речи сможешь вслух назвать такую внушительную сумму, что никто в заслуженности ордена не усомниться.
— Опять паясничаешь? Но насчет ордена по концу выплат за изобретение ты, пожалуй, прав. Орден-то дают за совершенные уже деяния…
После этого бюрократические колеса неторопливо завертелись в обратном направлении, товарищ Попов еще довольно много народу отправил лично выяснять, сколько денег может заработать простой дровосек в сибирском лесу (что тоже машину бюрократическую подтормаживало) — и только четвертого сентября письмо из наркомфина достигла канцелярии завода номер два. Там еще оставалось кое-что по мелочи из бюрократии выполнить, например Тане следовало оформить сберкнижку в городской сберкассе — но это было уже не особенно к спеху: девушке пока вполне хватало и того, что она наполучала по прежним своим разработкам — просто стало возможным не заниматься «мелочной экономией»…
В воскресенье девятого из Коврова в общежитие прибыл грузовик: все же в выходной день одну машину можно было и выделить для «такого дела». Прибывшие на машине четверо мужчин зашли к коменданту, сказали (как передала им Таня через Ирину), что они «по поручению товарища Голованова», выгрузили очень много чего — пока лишь в склад, находящийся во дворе общаги, и машина уехала обратно. А четверо рабочих остались. И в понедельник утром, когда девушки разбежались на занятия, они приступили к работе…
Когда Танины соседки вернулись с занятий, то комнату они не узнали: мало того, что вместо старых скрипучих железных кроватей в ней стояли три деревянных двухэтажных, у которых вдобавок одна из стенок представляла собой шкаф, так еще и пол бетонный усилиями приехавших спецов преобразился неузнаваемо. То есть не до конца еще преобразился, так что Таня застала одного из них, аккуратно укладывающего красивые плинтуса. Девушки же сидели на стульях, расставленных вокруг обеденного стола, и с огромным интересом наблюдали за меняющейся на глазах комнатой. А затем с еще большим интересом наблюдали
— Так, что здесь происходит? — поинтересовалась она, зайдя в помещение. Рабочий, который, похоже, дело свое закончил, встал по стойке «смирно» и доложил:
— Фрейфройляйн Таня, фройляйн Ирина сказала, что у вас в комнате пол более подходит общественному сортиру на вокзале. А на кирпичном как раз наладили изготовление такой плитки, она теплая, даже лучше деревянной — и мы решили вам пол ей и застелить. Надеюсь, вам понравится.
— Уже нравится… а кто придумал плитку под дерево красить?
— Я точно не знаю, но думаю, что дочка мастера Емельянова, которая в лаборатории над эмалями работает. Я сам видел, как она в муфеле похожие рисунки пробовала…
— Так, Алоис?
— Яволь, фрейфройляйн.
— А скажи-ка ты мне, Алоис, что ты делал в лаборатории? Ладно, можешь не отвечать. Но если что…
— Я специально сюда приехал: товарищ Егоров сказал, что мое заявление подпишет только после вашего поручительства.
— Давай, я подпишу.
— Я… я не взял с собой, я приехал только спросить…
— Ну и дурак, я же только через неделю домой заскочу. Ладно, если получится, позвоню ему, а нет — жди до воскресенья.
— Спасибо. Я еще хотел сказать… — он оглянулся на замерших у стола девушек.
— Да говори уже, не стесняйся, здесь все свои.
— Я был в туалете… мужском. И он мне показался отвратительным. А если и женский туалет столь же плох…
— Продолжай, ты действительно умеешь замечать самое важное.
— У меня фетар… сын дяди… я слышал, что сейчас многие германские заводы начали работать на Советский Союз… я знаю, где делают хорошие унитазы и знаю кто их делает. Фетар на этом заводе мастером работал, он писал мне письмо в том месяце, жаловался, что у них пока работы нет: завод администрация запускать не хочет… пока.
— Ты что, думаешь, что я товарищи Сталин и Ватутин в одном лице? Прикажу и там завод запустят?
— А если поступит заказ от самого московского университета…
— Ты удивишься, но ректор университета — тоже не я. Ладно, иди женись уже. Вы ведь все закончили? Когда у вас поезд?
— Мы да, закончили, и будем уезжать в девять часов. Надеюсь, теперь комната вам нравится.
— Гораздо лучше чем была, это точно. Разве что стены крашеные теперь гармонировать с полом и мебелью перестали и напоминают о былом гадюшнике… Иди уже, девушкам свои дела делать надо.
— Медхен, я попрошу еще пять минут немного ждать: я принесу остальные вещи, они пока на складе лежат.
— Это кого он медхеной назвал? — с подозрением в голосе поинтересовалась Люба.
— Всех вас, — хмыкнула Таня. — Медхен в переводе с немецкого значит «девушки».
— А что он еще принести собрался?
— Не знаю.
— Но его-то ты знаешь, и он тебя… откуда?
— Это пленный немец, у меня в бригаде работал. Их там много было…
— А что он за поручительство у тебя просил?