!Фантастика 2024-4". Компиляция. Книги 1-16

Петровичева Лариса

Все изменилось одним вечером, который поначалу казался ничем не примечательным и даже скучным. Билл Ватсон отмечал сто тысяч дней со дня рождения, он арендовал курильню и пригласил туда чуть ли не всю кордегардию. Из молодежи, кроме Майка, там были, Кит, Фред, его брат-близнец Джордж, и еще трое-четверо ребят, которых Майк не запомнил. Поначалу молодые воины соблюдали приличия в присутствии старших товарищей, и потому скучали. Сиди ровно, вилку держи в левой руке, нож в правой, утирай губы салфеткой, громко не говори и не смейся, старших не перебивай, а если обратятся, отвечай почтительно… Торжественный обед был очень долгим и мучительно скучным, а ритуальная

трубка мира не торкнула ничуть, как будто орки-официанты набили ее не коноплей, а соломой из хлева. Но когда унесли столы и принесли кушетки, когда курить стали не по ритуалу, а кто как хочет, в общем, косяка после третьего-четвертого началось веселье. Раскрасневшийся майор Стормер заявил, что танцовщица-орчанка не умеет танцевать стриптиз, и сейчас он покажет, как это делается правильно. И показал. Пожалуй, ни одна стриптизерша в этой курильне еще не удостаивалась таких бурных аплодисментов. В конце, правда, сэр Стормер сорвался с шеста, но не смутился, а гордо выпрямился, распушил моржовые усы и сказал, обращаясь к танцовщицам:

— Учитесь, твари, как надо.

И ухватил за талию ближайшую орчанку и завалил на ближайшую кушетку. И началась оргия. Майк в тот момент как раз раскуривал очередной косяк, и потому промедлил, и самки ему не досталось. Хуже того, он подавился конопляным дымом и закашлялся так, что ему пришлось покинуть пиршественную залу, чтобы не смущать своим кашлем товарищей. В коридоре его начало тошнить, но он каким-то чудом успел добежать до крыльца, не обгадив пол.

Свежий воздух привел Майка в чувство. «Хорошо, что никто не заметил», подумал он. Постоял минуту, почувствовал, что начинает трезветь, и пошел внутрь. Ощущение трезвости было ложным, но тогда он этого не понимал.

В дверях он столкнулся с какой-то девчонкой. Она была сильно ниже его ростом, и все, что Майк разглядел — прекрасные белокурые волосы, большая редкость для орчанки. Эта девочка сразу напомнила ему Элоизу, и Майк понял, что не упустит такого шанса. Он сграбастал ее в охапку, затащил в какой-то чулан и грубо оприходовал. Поначалу она сопротивлялась, но это длилось буквально считанные секунды, потом она вдруг обмякла и прижалась к его губам жарким поцелуем. Они занимались любовью на грязном ковре, она шептала ему непристойности, а он боялся случайно открыть глаза и увидеть вместо милой Элоизы чужой орочий лик с тремя зелеными жабами. Он знал, что если это случится, наслаждение уйдет, ему на смену придет ярость, и что он тогда сделает с несчастной убогой орчанкой…

Но он справился. Наслаждение не ушло, а достигло пика, и перевалило через него, и девочка разделила его наслаждение и даже, похоже, превзошла. Они лежали, обнявшись, она гладила его по щеке и вдруг сказала:

— А я и не знала, что ты такой мужественный. Когда ты трезвый, ты такой странный… Как будто меня боишься…

Майк открыл глаза. На лице девушки, лежавшей рядом с ним, не было никаких татуировок. Она улыбалась и смотрела на него любящими глазами, и он не поверил тому, что увидел. Он поднялся на колени, окинул взглядом ее полубонаженное тело и увидел на ее плече голубую саламандру. Только тогда он поверил.

— Ты… — прошептал он, и голос отказал ему. Он сглотнул и с трудом продолжил: — Тебя зовут Элоиза?

Она расхохоталась, и ее смех был подобен колокольчикам, в которые звонят в праздник блинов. И Майк понял, что она тоже накурена.

— А ты думал, кого-то другого трахаешь? — спросила она.

Майк помотал головой и пробормотал:

— Накурился как свинья.

Элоиза притянула

его к себе и стала целовать в щеки, подбородок и губы.

— Ты такой милый, — сказала она. — Раньше я думала, ты дурачок стеснительный, а ты вон какой. Правильно девчонки говорят, в тихих омутах бесы водятся.

— Я тебя люблю, — сказал Майк. — Я тебя так люблю…

Элоиза хихикнула и сказала:

— Я заметила.

Он помог ей одеться, и они покинули курильню. Они бродили по улицам, о чем-то беседовали, время от времени принимались целоваться, и не раз Майк ловил на себе завистливые взгляды прохожих. Он был невероятно, невозможно счастлив, и он видел, что его любимая тоже счастлива. Их чувства подпитывали друг друга и сливались в нечто единое, и Майк не находил слов, которые могли бы правильно описать это нечто. Впрочем, он и не искал слов.

Майк плохо помнил, что было дальше. В какой-то момент они зашли в какой-то трактир, выкурили еще по косяку, потом Майк заказал комнату, она была холодная и грязная, но им было все равно. И в конце Элоиза заснула на его плече, а он лежал, разглядывая засиженный мухами потолок, и время от времени смеялся. Но негромко, чтобы не разбудить любимую.

За первой встречей последовала вторая, затем третья, четвертая… Это было безумие. Майк все время чувствовал себя, как будто обкурился опиума, но счастье от любви неизмеримо острее и сильнее, чем от травы. Это был прекрасный сон, один из тех снов, после которых не хочется просыпаться. Но проснуться пришлось.

Майк никогда не спрашивал Элоизу, кто ее родители. Он догадывался, что его любимая слишком высокого происхождения, чтобы простой воин мог официально посвататься к ней. Да он и не думал всерьез о женитьбе. Он вообще ни о чем не думал, любовь на время лишила его разума, он воспринимал мир так, как воспринимают его дикие звери. Он был беспредельно счастлив, и единственное, о чем он мечтал — чтобы это счастье длилось вечно. Но оно продлилось ровно сто дней.

В одно ужасное утро Майка вызвал полковник Слайти, и Майк, наконец, узнал родовое имя Элоизы. Она оказалась дочерью генерала Брентона. Генерал бесновался, брызгал слюной и тянул руки к Майку, как бы намереваясь его задушить. Какое-то время Майк терпел это, а затем заявил:

— Сэр, вы генерал, а я простой воин, но я человек, а не орк, и вашему благородию не подобает обращаться со мной, как с орком. У меня есть честь, а на чести бывают пятна, и они смываются только кровью. Что же касается ваших упреков, то я узнал родовое имя леди Элоизы лишь четверть часа назад. Мне нет дела до того, чья она дочь, потому что я люблю ее, а не ее родителей. Мне даже жаль, что она ваша дочь, потому что я не хотел бы, чтобы наш сын был подобен вам в крике.

Полковник одобрительно хмыкнул, но генерал бросил на него бешеный взгляд, и тогда полковник закашлялся и отвернулся. Генерал несколько раз вдохнул и выдохнул, как бы собираясь что-то сказать, но так и не нашел подходящих слов. Полковник прокашлялся и прервал неловкую паузу, спросив генерала:

— Может, отпустим бойца?

Генерал промычал нечто неопределенное, полковник кивнул Майку, тот вышел за дверь, и в этот момент генерал Брентон подобрал подходящие слова. Самым мягкими из них были «дерьмо» и «сгною». Майк стоял под дверью и слушал, как генерал орет, а когда он дедал паузу, чтобы перевести дыхание, полковник Слайти вставлял короткие фразы наподобие «пробу ставить негде» и «у парня хотя бы честь есть». А потом сэр Слайти вышел из кабинета, посмотрел на Майка печально, хлопнул по плечу и сказал: