"Фантастика 2024-40". Компиляция. Книги 1-19
Шрифт:
В общем, по здравом размышлении получалось, что идти надо не вперёд, а назад — к зимовью. Надо принять побои и ждать вместе со всеми возвращения в жильё — вряд ли артельщики уморят голодом битого вора. «Вот уж нет! — усмехнулся этим мыслям Кирилл. — Что-то слишком много меня бьют в этом мире — хватит! Да я лучше вас самих передавлю поодиночке, сволочи!»
Сумерки сгущались, ветер усиливался, а охотничьего стана всё не было. Кирилл шёл и шёл вперёд. Его душевное возбуждение не утихало, оно стало каким-то мрачно-отчаянным: «Сдохну — и плевать!» Где-то в глубине то ли сознания,
Ветер нёс его навстречу — как раз по санному следу. «Кто бы это мог быть? Пахнет горелым жиром, но ни таучины, ни мавчувены мясо на огне не обжаривают — только русские и изредка икуты».
Возле осевшего, полуразвалившегося шалаша в снеговой яме трепыхалось пламя костра. Двое сидели вплотную к огню и один чуть поодаль. От запаха подгоревшего мяса рот наполнился слюной. Её пришлось несколько раз сглотнуть, чтобы произнести приветствие.
— Будь здрав и ты, паря, — прозвучало в ответ. Ни Кузьма, ни Мефодий со своих мест не поднялись. — Садись, Кирюха, — повечеряем.
«Ну, конечно, — вспомнил учёный, — они вроде бы собирались приехать весной, только я не понял зачем». Наклонно к огню было воткнуто несколько палок с нанизанными на них кусками мяса. Судя по всему, это была оленина, причём свежая. Один из «шампуров» Мефодий выдернул, осмотрел и подал Кириллу:
— На, пожуй, убивец.
— Сам такой, — буркнул учёный, принимая угощение. Под взглядами прищуренных глаз служилых он чувствовал себя прямо-таки голым — душевно голым.
— Не без того, — ухмыльнулся бандит. — Юколу-то совсем подъели?
— Есть ещё, — ответил Кирилл с полным ртом. — Как раз хватит, чтоб до травы копыта не откинуть.
— Оно и видно, — кивнул Кузьма. — Сколь соболей-та взяли?
— Одиннадцать сороков и шестнадцать, — ответил Кирилл. Хранить коммерческую тайну он не видел ни малейшего смысла. — А меня оговорили, будто еду ворую. Мешок с рыбой из-под моих нар достали. У меня и мешка-то никогда своего не было.
— Угу, — без малейшего удивления или сочувствия кивнул Кузьма. — А чо били мало?
— Совсем не били, — ответил Кирилл. — Вырвался я, по мордасам им надавал и ушёл. А вот Гаврилу отделали как следует — живого места не оставили.
— Гаврилу? М-да-а... А он чо украл?
— Двух соболей припрятал, а чунишник заметил и выдал. С ним всё ясно, а меня-то зачем оговорили? Что я им плохого сделал? Не ссорился вроде ни с кем...
— Хе-хе-хе! — мелко засмеялся Мефодий.
— Гы-гы-гы! — поддержал его Кузьма. — А ты не воруй, паря, гы-гы-гы!
— Что ржёте?! — слабо возмутился учёный. — Ничего я не брал!
— Ну и дурак! — сквозь смех проговорил Мефодий. — А дураков — бьют!
— Да уж, — отёр слезящиеся глаза Кузьма. — Распотешил — уф! Ладно... Чо там, Мефа, мясо не поспело ишшо? Этому тоже дай!
— Не обдрищется с голодухи-та?
— Могет, конешно, да снегу тут хватит.
Дальнейший разговор шёл с паузами — служилые трапезничали. Куски мякоти они срезали
— Ты, паря, аки дитя малое, — вещал Кузьма. — Глянешь — мужик мужиком, а послушаешь — и смех и грех.
— И откель ты такой взялся? — поддакнул Мефодий.
— Ты што ж, — продолжил бывший кат, — мнишь, будто невинен, а Гаврилка грешен, да? А того не разумеешь, что оне-та все икутские, а Гаврилка-та местный — с Айдарского, значить, острогу. Его и в артель-то зазвали, чтоб, значить, места соболиные показал. Оне-та друг дружке свои все, а энтот — чужой. Ты ж и вовсе с бока припёка!
— То есть... Ты хочешь сказать, что и его оговорили?!
— Знамо дело! И чёрных, небось, в бутор сунули да враз и нашли! Так?
— Ну, наверное... Но зачем?! Ведь грех же! Вместе работали, из одного котла ели, помогали друг другу и вдруг... Не понимаю!
— Че понимать-та? — вступил Мефодий. — Коль воровал и пойман, доля в общий кошт пойдёт. Хоть на копейку, да каждому прибыток — своим-та.
— Всё равно не понимаю... Доля каждого артельщика увеличится не сильно. Неужели ради лишней шкурки можно так обойтись с человеком?!
Вопрос был явно риторическим, но служилые переглянулись как-то озадаченно. Мефодий еле заметно пожал плечами, Кузьма вздохнул, почесал бороду и начал вещать, для убедительности помахивая оленьим ребром с остатками мяса.
— Слушай, паря, да на ус мотай. Чую, акромя нас никто те сей науки не подаст — так дураком и сгинешь. Наука ж в том... Ну, в обчем, может, там — на Руси-матушке — Андриан Первозванный и гулял. Может, там — на Руси Святой — од не овны и ход ют. Того мы доподлинно не ведаем. Однако ж всякий скажет, что тута святых отродясь не бывало. Тута лишь чёрт рогатый бродил да поплёвывал. Тута, паря, одне козлища да волки водются — рогами друг дружку пыряют да глотки рвут. Ежели не ты, тогда тебя — иначе не можно. Уразумел?
Кирилл хлюпнул носом и промолчал. Вступил Мефодий:
— Мнится мне, пустое это. Сколь этого парня ни били, а всё ума не вложили. Где уж нам-та, грешным, его поучать — так дураком пред Богом и станет.
— Али перед рогатым, — согласно закончил просветительские речи Кузьма. — Однако ж едва не припозднились мы, Мефа.
— А и припозднились бы — невелика потеря, — отметил Мефодий и обратил взгляд на Кирилла: — Чо зенки-та вылупил? Опять не разумеешь? А чо мудрёного-та? Коли артельщики приблудного малого сторожем взяли, значица, по весне — как ненужон станет — оговорят да побьют. Ты ж и вовсе подмогу им сделал — в леса ушёл. С них-та теперь какой спрос?
— Так вы знали, что так и будет?!
— Так ли, сяк ли, а думали подъехать ранее да расчёт за тебя стребовать. Теперь уж какой расчёт...
Кирилл промолчал — он и правда почувствовал себя овцой в окружении волков.
Самозваные учителя жизни некоторое время сидели у костра, ковыряя в зубах заострёнными палочками, а потом полезли в шалаш. Кириллу предложили к ним присоединиться или устраиваться где угодно — вон на нарте оленьи шкуры лежат. Учёный выбрал последнее и очень скоро уже слушал двухголосый храп.