"Фантастика 2024-49". Компиляция. Книги 1-15
Шрифт:
— Я знаю, знаю, знаю, — повторял Кордин, раскачиваясь на стуле, — я знаю, кто сбил тебя с толку… Вот эта его афера будет поразмашистей моих… Я убью этого негодяя!
Елена презрительно усмехнулась.
— Убьешь? Ну, так убей… Бери пистолет и иди убивать, чего же ты ждешь?! Немало мучеников положили жизни за святую церковь, создай еще одного… Но имей в виду — мученическая смерть отца Павла лишь укрепит меня в моем решении. Подумай об этом в камере, прежде чем тебя поволокут на виселицу!
— Лена, — Кордин умоляюще протянул к ней руки. — Лена, не делай этого. Ты попала в сети ловкого
— Владимир, чем скорее мы прекратим этот разговор, тем лучше для нас обоих.
Закрыв лицо руками, Кордин заплакал.
— Я люблю тебя, Лена… Я не хочу терять тебя навсегда…
— Уходи, — спокойно сказала она.
Когда он медленно брел к двери, а она смотрела на его согнутую спину и опущенные плечи, сердце ее замирало от жалости. Но она не остановила, не окликнула его.
13
Ланге проваливался в небытие, в изначальную пустоту.
Ему было страшно, потому что здесь он был не один. Пустота — не как область пространства, где ничего нет, а пустота агрессивная, разнимающая сознание, дробящая его на бесчисленные элементы самой себя. Пустота, подменяющая разум и память, ибо здесь еще нечего осмысливать и нечего помнить…
Но здесь был еще кто-то.
Невидимый, могущественный.
Сквозь пелену, застилавшую его глаза, Ланге неясно видел колеблющееся пламя свечи, многократно отраженное в зеркалах. Одурманенный магическими снадобьями, он падал в бесконечный тоннель, в бездну. Свеча погасла; беспросветный мрак окружил его.
Потом он увидел звезды. Они мчались ему навстречу, снизу вверх, их было много, они сливались в головокружительные огненные спирали в темноте. Стремительность его падения соперничала со стремительностью восхождения звезд.
И все они погасли, как раньше свеча.
Он был в городе… И не был в нем. Какая-то часть его, разделенного, сознавала, что он находится невообразимо далеко от этого города, представшего перед ним смутными громадами домов-исполинов в туманном мареве. Но другая часть, отрешенная, была объята тоскливым ужасом необратимости происходящего. Он не вернется назад, отсюда нет дороги. Он обречен остаться в этом чуждом городе, которого не может быть.
Туман отступал. Ланге видел странные экипажи, плоские и быстрые, похожие на глубоководных рыб с ярко горящими глазами. Перед ним
/перед его внутренним взором? Нет, это было что-то другое/
торопливо проходили кричаще одетые люди. Но при всем этом разноцветье самодвижущихся экипажей, витрин и одеяний отнюдь не карнавальная атмосфера ощущалась в городе. Здесь царил страх. И в абсолютном безмолвии (Ланге не слышал звуков, он мог только смотреть) зловещая эманация страха становилась почти физически осязаемой.
Совсем рядом бесшумно вспыхнуло огненное облако взрыва. Люди падали, истекали кровью. Кто-то поднимался, пытался отбежать подальше, падал снова. В маленькую нишу в стене дома, возле которого полыхнул взрыв, забилась кошка. Рот ее раскрывался в неслышном крике, на белой шерсти расплывалось кровавое пятно.
Боль
Которая стала горящей свечой, и зеркалами, и комнатой.
Он вернулся. Боль стучала в висках.
Над ним склонилась Зоя, нежно прижимая ладони к его голове.
— Что это было? — выдохнул он.
— Будущее.
— Я не хочу. Ты обманула меня. Ты обещала силу и власть… Там нет ни силы, ни власти. Там — только страх… Освободи меня. Не дай мне пропасть в этом ужасе. Я не хочу туда снова.
— Выпей, — Зоя поднесла ему стаканчик с какой-то золотистой жидкостью. — Я знаю, это больно. Тебе нужно отдохнуть.
Он отвел ее руку, но затем все же взял стаканчик и выпил.
— А то… Черное, пустое… И звезды?
— Тоже будущее, но самое близкое. Там, за черной завесой — то, что случится с нами самими. Завтра, через месяц, через год или годы. Никто не может увидеть этого.
— Почему?
— Потому что этого еще нет.
— Я не понимаю…
— Ты поймешь.
14
Он видел.
Закрыв глаза, он грезил о Будущем — но это были не грезы, не порождение магических фантазий. Он видел Будущее таким, каким оно наступит, каким оно уже наступило, если смотреть издалека, из надмирной дали всеохватывающей протяженности Времени.
Уроки Зои давались ему нелегко. Он, граф Ланге, утонченный интеллектуал, образованнейший человек, порой мог с трудом усвоить то, что пыталась открыть ему девушка, выросшая в лесу. Они говорили на слишком разных языках. Он долго не мог понять, почему близкое тонет во мраке, а доступно лишь далекое, почему нельзя увидеть свою судьбу и судьбы его современников. Чтобы понять это, ему предстояло осознать самую сущность Времени, принять сложную концепцию многовариантности и единства Будущего. Ему было бы много легче, если бы Зоя могла изложить все это языком университетского профессора. Тут Ланге оказался бы в своей стихии. Но она не могла, ее уроки шли больше от сердца, чем от ума. Она сердилась, когда он жаловался на трудность очевидных, по ее мнению, вещей. Она не умела учить, но она учила его, и он продвигался упорно, как ползущий по травинке жук. Для нее это была просто магия. Он же поначалу старался найти объяснения, приемлемые для систематического ума… Но позже он смог уловить главное — то, что чистый рационализм беспомощен здесь, истина лежит ближе к глубинным пластам интуиции. И он перестал сопротивляться.
15
— Мне нечему больше тебя учить, — сказала Зоя. — Теперь ты владеешь древним знанием.
— Владею древним знанием, — мечтательно повторил он.
— Частью его.
Ланге глубоко поразили и уязвили ее слова. Разве она не говорила, что отдала ему все?
— Всего лишь частью? — ревниво спросил он. — Значит ли это, что ты владеешь целым, в отличие от меня?
— Никто не владеет целым. Целое — это весь мир. Мне дано больше, чем тебе, потому что я потомок ламаджи, а ты — нет.