"Фантастика 2024-6". Компиляция. Книги 1-20
Шрифт:
— Итак, Никита Андреевич, давайте подведем итог, — сказал Нечаев. — Вы видели низкого сутулого человека в мотоциклетном шлеме. Все верно?
Никита кивнул.
— А во что он был одет?
Пожалуй, на этот вопрос он мог ответить правдиво: мало ли в Подмосковье священнослужителей?
— В рясу.
Нечаев кивнул и пометил в своем блокноте.
— Извините, — сказал Никита. — А позвольте спросить, почему вы пишете так?
— Чернила слишком ненадежны, — ответил Нечаев и улыбнулся. — Простыми карандашами в космосе пишут, я же не хуже космонавтов, верно? Американцы в свое время угрохали кучу денег на создание ручки, способной писать
Никита пожал плечами и ответил:
— Я не знаю. Бункер оборудовал мой напарник, я только поставлял ему данные.
— Какого рода?
— Из Периметра. Обычно Дим давал мне задания, я их выполнял.
— Какого рода?
— В основном я наблюдал за миграцией животных, иногда мне удавалось увидеть ранее неизвестных мутантов. Все данные я приносил Диму, он заносил их в свой ноут и…
— Но мы так и не нашли его, — перебил Нечаев.
— Так Дим почти не держал его вне Периметра, — пожал плечами Никита.
— Схрон?
Никита согласно закивал.
— Только я ни разу в нем не был, — предупредил он. — Дим не разрешал далеко отходить от стены.
Нечаев кивнул и поднялся.
— Владлен Станиславович, — обратился к нему Никита, — что будет со мной?
— На самом деле у вас есть несколько выходов из создавшегося положения, — ответил Нечаев. — Насколько понимаю, возвращаться к себе вы опасаетесь?
— Именно так, — сказал Никита и передернул плечами.
— В таком случае мы предложили бы вам работать на Институт Исследования Зоны. Ваши знания и исследования довольно интересны. Если захотите, сможете не покидать территорию ИИЗ вообще. Вас поселят в гостиничном корпусе, а со временем сможете перебраться в отстраиваемый сейчас коттеджный поселок. С покупкой продуктов также проблем нет: вы заказываете по Интернету, все привозят к КПП, кроме того, рядом с корпусом имеется круглосуточный магазин. И к слову, вы ведь понимаете, что вас можно привлечь к уголовной ответственности за незаконное проникновение в охраняемый Периметр?
— По этой статье можно привлечь сейчас едва ли не каждого пятого, — заметил Никита.
— Но на вас еще и попытаются повесить убийство, — напомнил Нечаев.
— До нового трупа.
— Это как сказать, — Нечаев снял очки и потер веки, — полиция не считает убийства делом рук одного человека. Никому не нужен маньяк, а вот сталкер, порешивший напарника, не поделив с ним деньги, вырученные от продажи артефактов, еще как понадобится. В полиции до сих пор существует план по раскрытию преступлений. С этой точки зрения засадить пятерых невиновных гораздо выгоднее, чем обезвредить одного маньяка.
— Знаете, — сказал Никита, нахмурившись, — мне даже на Зоне будет лучше, чем у себя дома. Там до меня по крайней мере не доберутся.
Того, как Дэн поднялся и, не попрощавшись, вышел за дверь, он решил не замечать.
Глава 11
Небо с утра затянули низкие серые облака. Наверное, они собирались пролиться дождем во второй половине дня: мелким, промозглым и гадким. В такую погоду Никита ощущал себя снулой рыбиной, все делая через силу и периодически выпадая из реальности.
Оставив на время размышления, дремлет он или бодрствует, он прошел на кухню и поставил чайник. На этом силы покинули Никиту
Никита повздыхал, потер глаза, повертел кругляши конфорок, словно подобные действия могли наполнить пустой баллон, и ушел в комнату. Усевшись за стол, принялся глядеть в окно.
Скоро вернется Дим, и тогда удастся уладить проблему с так некстати закончившимся газом. Если одному Никите приходилось для устранения этой неприятности вызывать такси и ехать за двадцать километров на заправку, то с Димом все оказывалось намного проще: он просто звонил, и с заправки приезжал фургон с новым, опечатанным баллоном.
«Учись договариваться с людьми», — часто советовал Дим. Никита слушал, кивал, пытался наладить приятельские отношения хотя бы с соседями, но у него не получалось. Не помогали ни жизненный опыт, ни множество прочитанных книг.
Сколько он себя помнил, подойти и познакомиться составляло для него серьезную проблему — даже в детстве, когда, казалось бы, никто не страдает от недостатка коммуникабельности. Отчасти поэтому у него было не так уж много приятелей. Если он играл, то в основном один. С возрастом же нелюдимость только прогрессировала. В школе он оказался изгоем, о чем не особенно и жалел. В студенчестве его поначалу звали на дружеские посиделки, затем перестали, сочтя унылым ботаником.
Анализируя свое поведение, Никита и сам приходил к выводу, что неинтересен, только поделать с этим ничего не получалось. Стоило нацепить на физиономию улыбку, и он чувствовал себя другим человеком, только вовсе не в позитивном смысле, который обычно вкладывают в эту фразу, а кардинально в противоположном. Вместо настоящего Никиты появлялся какой-то манекен, скалящийся почем зря, — аж самого передергивало, а уж окружающих тем более.
«Тебе нужно научиться радоваться жизни», — выдавал еще один нужный и совершенно зряшный совет Дим.
Никита считал, что человека либо устраивает его жизнь, либо нет. И если он относится ко второму типу вечно страдающих по любому поводу личностей, то поделать ничего не сможет, хоть наизнанку вывернись. Чувство довольства ведь не зависит ни от суммы на счету, ни от быта, ни от времени года или еще каких-нибудь эфемерных особенностей. У Никиты в сравнении со многими бывшими москвичами наличествовало все и даже больше: и крыша над головой, и деньги, и работа, которую он с полной уверенностью мог назвать любимой. Имелся даже напарник и друг. Не существовало только удовлетворения — зыбкого ощущения счастья и самодостаточности.
«Бабу тебе надо хорошую, — все чаще повторял Дим, — не девчонку с розовым киселем вместо мозгов, такая от тебя сбежит через неделю и будет вспоминать, как страшный сон, а бабу — битую жизнью, опытную и с гипертрофированным материнским инстинктом».
Никиту передергивало от подобных слов, хотя он и понимал, что Дим, наверное, хочет ему добра. Ни девчонки, ни женщины за тридцать его, впрочем, не интересовали. В сексуальном плане не волновал вообще никто, но Никита боялся признаться в этом даже себе самому, не только Диму. Если раньше он еще предпринимал попытки закадрить однокурсниц, то после бегства из Москвы оставил все намерения приблизиться к противоположному полу и завести знакомство. Да и на кого ему обращать внимание? На Зойку-продавщицу или кого-нибудь из стайки малолеток, вечерами тусующихся на железнодорожной станции?