"Фантастика 2024-94". Компиляция. Книги 1-26
Шрифт:
Я не осудил старшего лейтенанта за это, такие вещи – обычное дело в нашей службе. Наоборот, ему стоило бы объявить благодарность за то, что, несмотря на все трудности, группа вышла на позиции вовремя и, в принципе, была вполне готова отразить первый наскок гитлеровцев, но я не стал отвечать лейтенанту, так как всем моим существом теперь владело только одно желание – быстрее обратно, в дивизию, к рации. Я вдруг резко оборвал речь старшего лейтенанта:
– Все ясно, товарищ старший лейтенант! Понятно – вы выложились по полной, но кому сейчас легко? Продолжайте укреплять оборону, а мне нужно срочно уезжать в дивизию, подгонять другие подразделения, чтобы вам здесь не одним держать оборону. Делать ты знаешь что – учить не нужно.
Я пожал руку старшему лейтенанту, крикнул лазившим по недоделанному противотанковому рву Шерхану и Якуту, чтобы срочно бежали к «хеншелю», и быстрым шагом направился к грузовику. Через час уже нервно курил возле входа в палатку радиоузла моторизованной
– Авиация, только авиация даст возможность дивизии наступать дальше, – твердил, как заклинание, этот полковник Раус.
В ответ прозвучали совершенно неожиданные для меня слова – ну никак я не мог предположить, что профессиональные вояки могут так легко выбалтывать подобные сведения в открытом эфире, потому что собеседник Рауса, вдруг совершенно изменив выдержке прусского офицера, прокричал:
– Полковник, да вы хоть представляете, что случилось? Весь план «Барбаросса» находится под угрозой! Сегодня ночью люфтваффе потеряло колоссальное количество самолетов вместе с пилотами. На прифронтовых аэродромах в результате нападения русских танков и моторизованной пехоты практически полностью уничтожен 8-й авиакорпус пикирующих бомбардировщиков, потери в истребительной авиации тоже колоссальны: три крупнейших аэродрома буквально залиты кровью наших солдат, завалены грудами металлолома и обгоревшими остатками самолетов. Эти варвары – настоящие садисты: летчиков и техников не убивали, а простреливали им суставы, чтобы дольше мучились. Сейчас все госпитали забиты тяжелоранеными, потери невосполнимы; больше эти раненые никогда не смогут вернуться на службу. Майн гот… Лучше бы они всех расстреляли, чем такое! Персонала всех госпиталей не хватает; поступающим с фронта раненым делать операции просто некому. Тыловые службы в панике, бросают всё – автомобили, повозки – и покидают места дислокации, как только услышат близкий выстрел или громкий шум двигателей. Кошмар, что творится! А вы тут с одним танком справиться не можете! Самолеты ему подавай! Не будет в ближайшее время авиационной поддержки, так и можете передать своему командиру дивизии.
Полковник Раус озадаченно помолчал, а потом воскликнул:
– Как же такое возможно?! – и сам себе и ответил: – Да… от этих иванов чего угодно можно ожидать. Они, наверное, смертников направили на такую операцию, такие же находятся и в танке, что стоит у нас на пути. Против таких фанатиков любая демонстрация мощи и выучка солдат малоэффективны, вариант только один – обмануть и уничтожить. Нельзя давать им возможности выскользнуть, нанеся нам такой вред! Надеюсь, русские, напавшие на аэродромы, все ликвидированы?
– Эх, если бы это было так легко сделать! Мы заблокировали эту группу на левом берегу Буга, в районе бетонного моста, но пока ничего не можем с ней сделать, как и вы со своим танком. Девятый пехотный корпус почти всю свою артиллерию больших калибров туда стянул, но все безрезультатно. Эти тяжелые русские танки можно подбить только прямой наводкой, что на деле оказалось невозможным – танковые пушки иванов жгут наши штурмовые орудия на километровой дистанции, не говоря уже об артиллерийских тягачах. Люфтваффе даже нашло возможность послать туда авиацию с дальних аэродромов, но и ее действия
Это были последние слова, которые нам удалось расслышать; дальнейшее шипение и писк в радиоэфире полностью забили немецкую речь. Впрочем, если бы не отличное мое знание немецкого языка, и прежнюю тарабарщину разобрать было почти невозможно. Эх, если бы у раций сидели люди, владеющие немецким языком, скольких ляпов мы смогли бы избежать! Сколько жизней сэкономили, если бы была грамотно поставлена служба радиоперехватов и дешифровки. Вот как сейчас, когда я прослушал перехваченный нами разговор, и все мои замыслы в корне поменялись: не суть, конечно, а сроки начала задуманных операций и место удара на западном направлении. Начинать выдвижение подразделений нужно было немедленно, не дожидаясь темного времени суток; а прорывать оборону и форсировать Буг не в районе Цехановечей, где был наведенный немцами понтонный мост, двигаться надо прямо по асфальтовому шоссе, этому парадному ходу на Варшаву.
Казалось бы, мне нужно было срочно ехать в танковые дивизии и давать команду на выступление, а я стоял, курил и все никак не мог успокоиться от той части информации, что отряд Половцева заблокировали у моста, на той стороне Буга. «Эх, майор. больно увлекся ты, парень, безжалостно громя немецкие аэродромы! Теперь от этих бульдогов хрен оторвешься, хватка у них смертельная – пока не изведут всех, кто принимал участие в налетах на аэродромы, не успокоятся, сволочи! И никак я тебе не смогу помочь, майор, – просто не успею подтянуть дивизии на западное направление, чтобы ударить в тыл фашистам, окружившим твой отряд». Эти печальные мысли немного смягчал тот факт, что ценой своей гибели ребята из отряда Половцева обеспечат успех намечающегося наступления на Варшаву.
Во-первых, тем, что они решили, казалось бы, нереальную задачу – теперь марши стало возможным проводить в дневное время, не опасаясь атаки немецких самолетов. Во-вторых, если немцы действительно перебросят корпусную артиллерию для уничтожения тяжелых танков Половцева, это будет просто фантастической удачей, так как уже ничто не сможет остановить наши танки в их рывке на Варшаву. Именно на такой ход событий я рассчитывал, и теперь только одна – мстительная, злобная – мысль владела мной: «Погодите, гады, когда мои танки будут под Варшавой, вы узнаете, почем фунт лиха. Последствия нападения на аэродромы покажутся вам просто детской шалостью разбаловавшихся пацанов! За одного погибшего парня из группы Половцева вы отдадите мне десять истинных арийцев, суки!»
Ярость быстро привела меня в работоспособное состояние; печаль и самобичевание уступили место немедленному желанию действовать, чтобы как можно скорее наказать убийц моих братьев. Я буквально сорвался с места и в несколько прыжков оказался около «хеншеля». Как это обычно бывало, когда выдавалась свободная минутка, мои орлы преспокойно дрыхли, и устроились они, надо сказать, весьма комфортно – в тенечке, под тентом кузова. Однако, надо отдать им должное, готовность к немедленным действиям у ребят всегда была на высоком уровне, впрочем, как и бдительность. Я, чтобы у часового, ходившего невдалеке, не создалось впечатления слишком спешного отъезда генерала из дивизии, заглянул в кузов и негромко произнес:
– Подъем. Синицын, в кабину. Выезжаем немедленно!
Практически мгновенно ребята вскочили, в руках у них было оружие. Автоматы-то я видел, они лежали у каждого под рукой, но вот откуда Якут сумел достать свою винтовку, для меня так и осталось загадкой. Пока Синицын выбирался из кузова, остальным я объявил:
– Ребята, вы пока отдыхайте. Ничего экстраординарного, просто сейчас заедем в четвертую танковую дивизию минут на десять, а потом в седьмую. А тебе, Шерхан, в седьмой нужно будет подсуетиться насчет перекусить. В дивизиях моего прибытия ждите у машины, далеко от нее не отходить!