"Фантастика 2025-20. Компиляция. Книги 1-25
Шрифт:
– Это не всё, Юрий Владимирович.
– Что, ещё письмо?
– Так точно, только не нам, а Щёлокову, я об этом письме вчера, можно сказать, случайно узнал, от своего знакомого, через которого оно проходило. Николай Анисимович с содержанием письма ознакомился, но по моей просьбе вчера вечером мне его передали.
И ещё один вскрытый конверт из папки Григоренко переместился на стол перед Андроповым. Тот, уже нахмурившись, прочитал и задумчиво ущипнул себя за кончик носа.
– Тоже никаких отпечатков?
– На конверте само собой, но и на бумаге имеются. Мы пока не сверяли, но подозреваю, что одни-то уж точно принадлежат самому Щёлокову.
–
– А смысл? Кто-то сводит личные счёты? Тем более письмо также отправлено из Куйбышева, тогда как Михасевич якобы действует на Украине, а Джумагалиев – в Казахстане. Что может связывать эти совершенно разные по географическому расположению регионы?
– А эти люди, указанные в письме, реально существуют?
– Судя по информации, что я получил из МВД, так и есть.
– Хм, а дела-то всё интереснее и интереснее… Вы, Григорий Фёдорович, интенсивнее работайте в этом направлении, хотелось бы посмотреть на загадочного отправителя.
– Работаем, Юрий Владимирович, – выпрямил спину и даже чуть привстал со стула Григоренко.
– Больше писем в вашей папке нет? Тогда можете быть свободны. А это письмо я тоже оставлю, буду на связи с Щёлоковым.
Когда за посетителем наконец закрылась дверь, Андропов по селектору попросил порученца принести чая с лимоном. После чего взял трубку телефона и попросил соединить его с начальником Главного разведывательного управления Петром Ивашутиным.
Фотография с Райкиным удалась, я даже не ожидал, что будет такое приличное качество. Олег Викторович вручил мне на всякий случай три экземпляра, одну, как он сказал, для меня, вторую – для девушки, а третья про запас. Между делом хозяева напоили меня чаем, его супруга Изольда Георгиевна так уж суетилась вокруг меня, словно я приходился этой семье родственником.
Я бы, конечно, взяв фотографии, отправился домой добивать книгу, но как-то неудобно было вот так, когда с тобой носятся, как с хрустальной вазой, взять и уйти. Пришлось и о себе рассказывать, и выслушивать откровения семьи Пузырёвых – такая вот смешная у них оказалась фамилия. Выяснилось, что Олег Викторович и Изольда Георгиевна работают в НИИВТ (Научно-исследовательском институте вычислительной техники), он начальником отдела, она – старшим лаборантом. Супруг увлекается фотографией, а детей у них нет, не знаю уж, по какой причине, неудобно такими вещами интересоваться. Может, ещё и поэтому Изольда Георгиевна так меня обихаживала, с таким умилением смотрела, как я уплетаю вишнёвое варенье. У них, оказывается, имелась дача на участке, лет пятнадцать назад выделенном от института, и они с этой заботливо обихаживаемой дачи имели всё, кроме картошки. Высаживать её супруги считали слишком трудоёмким делом, предпочитая покупать сей продукт на базаре, а не в овощном магазине, где картофель по большей части предлагался уже изрядно подгнившим.
По ходу дела зашёл разговор и о достижениях советской электронной промышленности. Не выдержав, я заявил, что Запад в этом плане нас опережает на несколько шагов, в частности, не за горами тот день, когда появятся персональные компьютеры, вся начинка которых будет умещаться в коробку размером меньше, к примеру, вашего телевизора.
– Это откуда же такое информация? – воззрился на меня Олег Викторович.
– Э-э-э… Да у меня дядя в этих делах соображает, выписывает разные технические журналы, вот мне и рассказал
Дядю-дальнобойщика я приплёл впопыхах, времени на ответ оставалось в обрез, и дальнейшая затяжка могла вызвать подозрения, уж не слушаю ли я «вражеские голоса». Надеюсь, никто не станет проверять, что на самом деле дядя Витя водит фуры, а не читает научные журналы.
– Если между нами, – чуть понизив голос, сказал Олег Викторович, – то небольшое отставание есть. Но советская промышленность и наш институт в частности прикладывают все силы, чтобы это отставание сократить и в конце концов свести на нет. Думаю, к 70-летнему юбилею Октябрьской революции мы уже перегоним тех же самых американцев.
Я сделал над собой усилие, чтобы не рассмеяться. К 70-летию революции наше отставание достигнет и вовсе катастрофических размеров. Но говорить об этом я, естественно, не стал. Незачем расстраивать собеседников, да и не поверили бы они мне.
Домой я вернулся в пятом часу вечера, предварительно созвонившись с Ингой с уличного телефона-автомата и встретившись с ней возле её подъезда. Фотографии с Райкиным она несказанно обрадовалась, мы ещё немного погуляли, рассказывая друг другу, как сходили на демонстрацию, с моей стороны, само собой, был опущен момент с преследованием Артёма.
Дома пришлось маме объяснять, где я так задержался, естественно, опустив подробности разборок с одноклассником моей музы. Фотография с Райкиным тут же заняла своё место в семейном фотоальбоме, вызывавшем у меня умиление. Ещё лет тридцать – и они начнут отходить в прошлое, уступив место цифровым фотоальбомам в разного рода социальных сетях.
Стипендию слегка задержали в связи с выходными, праздничной демонстрацией и последующим выходным 8 ноября, выдали деньги только 9-го числа. Решив, что уже не маленький (тем более в свои-то 58) и не стоит отвлекать маму по пустякам, после училища добрёл до ЦУМа, где купил брюки, подходящие по цвету к моему пиджаку. Мама, впрочем, мой выбор одобрила, хотя и пожурила, что пошёл покупать без неё, и показала мне мои старые штаны, которые принесла от своей знакомой, являющейся счастливой обладательницей швейной машинки.
Шов всё равно оставался заметным, однако выбрасывать штаны было жалко, да и вдруг что с новыми случится – будет хоть что одеть на подменку. Был бы я взрослым – у меня успела бы накопиться одежда, было бы что-то про запас, а так расту не по дням, а по часам, старую одежду, которую и износить-то толком не успел, мама отдаёт брату-дальнобойщику, у которого растёт сын, на два года меня младше. Может быть, дядя Витя брал одежду потому, что отказать сестре было неудобно. С его-то доходами, думается, он мог без особого ущерба для своего кошелька одевать всю семью, закупаясь не только в Пензе, но и в столице, куда периодически мотался по работе.
Вторник прошёл буднично: с утра до двух часов дня учёба, вечером тренировки. А в среду мне пришлось тренировку проигнорировать: меня, как автора музыкального произведения, к шести часам вечера пригласили на студию пензенского телевидения на запись «Гимна железнодорожников». То есть исполнять его должен был хор под управлением Гришина, а я, так сказать, дать добро, мол, всё хорошо, меня этот вариант устраивает. Правда, я плохо представлял, как они будут петь гимн в своих сарафанах и косоворотках. Однако, как вскоре выяснилось, мои волнения оказались напрасными.