"Фантастика 2025-22". Компиляция. Книги 1-23
Шрифт:
– Возмутительно! – воскликнул Мадока. Хизаши бросил на него кислый взгляд, и тот неожиданно стушевался. – И что же было дальше?
– А дальше, чтобы усмирить аппетиты снежного демона, люди всех окрестных деревень стали выбирать по одной жертве каждые семь дней, а чтобы одна жертва перевесила многих, что демон мог забрать сам, она должна была быть добровольной.
Кента нахмурился. Он представить не мог, чтобы кто-то по своей воле отпускал друга, соседа или родственника на заклание. Поистине, то были темные времена.
– Так и повелось. Каждую седмицу кто-то расставался с жизнью ради других, уходил к подножию горы и исчезал в густом тумане. Что происходило с тем человеком,
– Хорошая история, – обрадовался Кента.
– Хорошая. Да только еще не вся. Самое главное случилось после. Прошло еще семь дней, и гора затряслась. Осень едва наступила, и среди месяца нагатсуки вдруг повалил снег, разбушевалась метель, ветер свистел так, что казалось, это злые духи вырвались на волю и оглашают окрестности горестными воплями. Люди заперлись в домах, но ветер проникал в них, задувал огонь. А лишь становилось темно, как холод сковывал тела и заставлял смертельно напуганных крестьян выходить на улицу и собираться в толпу. И явился им снежный демон.
– Как же он выглядел? – не сдержал любопытства Мадока.
– Большой, страшный, синий, – принялся бесстрастно перечислять Хизаши, – в общем, почти как ты.
И, пока тот обдумывал услышанное, продолжил рассказ:
– Демон собрался разом пожрать всех людей, но тут метель стихла, землю покрыл густой туман, в котором вспыхнули вдруг множество блуждающих огней, и каждый из них был чьей-то загубленной раньше срока душой. А ярче всех горел один, и он вел за собой остальных. Ониби окружили крестьян и до самого утра не размыкали светящегося круга, защищая от яростного взгляда снежного демона. И наутро, не получив добычи, он скрылся на горе и, как говорят, вернулся в Ёми, ведь без поглощенных жизней демоны не могут долго существовать под всеведущим оком небожителей.
– Все равно хорошая история, – сказал Кента. – Мертвые спасли живых, хотя могли таить на них обиду. И тот неизвестный, что рискнул противостоять злу в одиночку, достоин уважения.
– Я согласен с Куматани, – присоединился Мадока. – Он настоящий герой.
– Он настоящий дурак, – возразил Хизаши. – Толку с его храбрости? Он никого не спас и себя загубил. А чтобы наконец восстать против демона, людям пришлось скормить ему половину своих соседей и ждать, когда они придут с того света их спасать. Красивая глупая сказочка для приезжих, повод подороже продать места в рёканах и лишнюю связку сувениров.
Кента хотел было возразить, но что-то во взгляде Хизаши остановило его. Какая-то озлобленная обида, на кого, не понятно, однако Кенте вдруг подумалось, что кем бы Мацумото ни оказался, он не мог быть по-настоящему злым, испытывая такие чувства. Истинное зло не имеет причин, оно просто приносит несчастья всем, до кого может дотянуться.
– И все равно тот человек герой, – заупрямился Мадока. – Ты ничего не понимаешь в геройстве.
– Да уж куда мне, – проворчал Хизаши и залпом допил остатки остывшего чая.
До вечера они почти не общались. Мацумото лежал на футоне и вроде бы дремал, завернувшись в теплое одеяло, несмотря на то, что настоял на жаровне. Кента вдосталь нагулялся днем и потому вынужденно терпел духоту излишне прогретого помещения. Он сидел и думал о разном: о том, что не может до конца доверять Мацумото, но и ни разу не заметил за ним злобы или желания навредить;
157
Мико – служительница в синтоистском святилище.
Но завтра они отправятся разными дорогами, и как бы Кента ни был тверд в своих словах и решениях, не мог не испытывать грусти от скорого расставания. И еще одно принялось терзать его, едва шум улиц остался далеко: если уж Мацумото ёкай, то почему ворота Кёкан так и показались им? Школа Сопереживания, по слухам, благоволила ёкаям, стало быть, причина не в Хизаши. Но…
Значит ли это, что там не желали видеть Кенту, и его сердце и намерения недостаточно чисты для них?
Хизаши перевернулся на другой бок, скорчившись под одеялом. Во сне он изредка вздрагивал, и когда Кенте стало видно его лицо, частично скрытое разметавшейся челкой, он заметил, как оно страдальчески кривится. Должно быть, это страшный сон.
Кента тихо подошел к задней перегородке и отодвинул ее, впуская свежий воздух. Вредно спать в духоте. Хизаши поежился и втянул ладони под одеяло, но вздрагивать перестал. Кента выглянул наружу. Если в прошлый вечер в городе светились редкие огни, то сегодня Ямаситу было не узнать! Вереницы разноцветных фонариков и флажков связывали извилистые улочки с площадью светящимися дорожками, люди будто перепутали день и ночь и уже собирались на праздник, неся с собой по своему собственному тётину [158] . Недавно господин Танака сказал, что особенностью Ониби-мацури было шествие с фонариками вокруг города с последующим ритуалом на площади, которым занимались оммёдзи из Дзисин, а позже запускали фонарики уже забавы ради и чтобы люди помнили, с чего все начиналось. Оттого самым большим спросом на ярмарке пользовались разнообразные фонари, бумажные и даже шелковые, расписанные диковинными животными, птицами и цветами, а порой и заклинаниями на удачу, здоровье и счастье в любви.
158
Тётин – традиционные японские переносные фонарики с ручкой наверху.
Одним словом, с высокой галереи город под куполом сгущающейся тьмы казался ожившей огненной сказкой.
– А еще оставаться не хотел.
Хизаши зашуршал за спиной, и его голос раздался совсем рядом.
– Можешь сказать, что оказался прав, – разрешил Кента, не обидевшись. – Это красиво.
– Ты не видел настоящей красоты.
– Ошибаешься, – ответил Кента и подумал о тонком силуэте матери, возносящей молитву в их маленьком скромном храме, и утренний свет, падающий на ее одежду и волосы с парой тонких поседевших прядей сквозь деревянную решетку окон под самым потолком. Но в этот раз сердце не сжалось от тоски, и Кента улыбнулся. Кажется, он привыкает к самостоятельности куда быстрее, чем сам от себя ожидал.