"Фантастика 2025-3". Компиляция. Книги 1-22
Шрифт:
— Кто такие шишки? — потребовал объяснений Илидор. — Это те плетёные штуки, которых мы видели? Это они покусали жрецов? Они точно живые, или это их ветер трепал?
В сторонке остановились две юные жрицы, принялись жарко перешёптываться, поглядывая на дракона. Илидор остро ощутил свою неодетость, выпрямил спину и сделал вид, что без остатка поглощён шитьём. Йеруш перестал кружиться и тут же согнулся-сломался в поясе.
— Да не надо мне кланяться! — испугался дракон. — Расскажи уже, что за мрачная жуть здесь творится!
— О-о, ну, Илидор, ну какого шпыня ты такой занудный! Ладно, слушай: прорву лет назад в Старом Лесу стоял башенный храм, а храмовый основатель, воин-мудрец, он тут творил всякую благостную дичь. Но шикшам, грибойцам и полунникам Храм был не в жилу, а потом
— Я передумал, — заявил Илидор, — мне ничуть не интересно, что тут происходит!
— Замечательно. Значит, во-первых, мы должны подружить тебя с Храмом, чтобы ты мог пойти с нами в глубины этого ужасного леса, — начал загибать пальцы Йеруш, — во-вторых, мне нужно узнать, кто таскает мои записи, и забить его отравленными кольями — ладно, нет, не смотри на меня так, я пошутил. Мне просто нужно знать, кого именно ненавидеть. Кто-то умыкает из палатки мои бумаги, а потом подбрасывает обратно и думает, что я не замечу. Самые важные записи я где попало не бросаю, само собой, но кто-то роется в моих вещах и я желаю ему смерти, так что было бы неплохо понять, кому именно я желаю смерти. Мне кажется, это те три местных жреца, которые молодые и придурки. Я уже несколько раз натыкался на них там, где им нечего было делать. В-третьих, хотя, на самом деле, во-первых, в очень-самых-первых: я иду в глубины леса вовсе не потому, что люблю ходить! Я пришёл сюда, чтобы найти источник живой воды – как тебе такое, а?
— Нормально, — кивнул Илидор. – Ты рехнутый. Всё как обычно.
— Чщ-щ-щ! — зашипел вдруг Найло, выпучивая глаза, и с бешеным видом стал озираться по сторонам. — Ш-ш-ш! Ты закончил шить? Иди сюда!
Найло сгрёб нитки и напёрсток, бросил их на пенёк, потом схватил Илидора за руку и почти бегом потащил по тропе к озеру. Дракон, не ожидавший такого напора, запинался о ножны, о собственные ноги и безыскусно ругался:
— Да какой кочергени ты меня всё время куда-то тащишь, Найло! Почему ты не можешь просто сесть на жопу и всё мне рассказать? Ты говорил, мы будем есть кашу, а мы бегаем по лесу!
Крылья сердито и громко хлопали у дракона за спиной, пугая мотающихся в небе птичек-паданок.
— Что за вода тебе нужна? Да ты можешь остановиться и ответить? Да ты что, совсем спятил, Найло?
— О да, — приговаривал Йеруш, волоча дракона к поляне с синим озером. — Считай, что спятил! Я бьюсь об эту задачу сильно и страстно, и ты должен мне помочь!
Дотащив Илидора до берега синего озера, Йеруш уселся на траву, ещё раз огляделся, почему-то внимательнее всего вглядываясь в озеро, и приглашающе похлопал по земле перед собой: садись, дескать, дракон. И оскалился приветливо.
Илидор рыкнул, но сел. Не туда, куда указывал Найло — устроился чуть позади Йеруша, спиной к тропинке из предлесья и так, чтобы видеть одновременно озеро, Найло, его палатку, тропу к храмовой вырубке и ряд деревьев, из-под которых утром выходила недружелюбная женщина со злыми лисьими глазами. Теперь под теми деревьями ходил немолодой мужчина в пошитой из шкурок одежде и что-то приговаривал, внимательно рассматривая подлесок. Илидор решил, что от мужика убежала собака.
Йеруш почесал острый кончик уха, утвердил ладони на земле, опёрся на них и поднял своё тело на тонких руках, словно на поршнях, даже не расцепив при этом скрещённых ног, даже не особенно ссутулив спину, и переступил руками по траве, повернувшись к Илидору лицом, а к подлеску затылком, после чего как ни в чём не бывало уселся и заговорил. Заговорил неторопливо, цепляя слова друг за дружку аккуратно и взвешенно, как делают, когда очень-очень желают, чтобы произнесённые слова непременно услышали, осознали и приняли:
—В донкернасских записях упомянуты два случая, похожие одновременно на полную хрень и на звонкую правду, и оба — про эту воду из Старого Леса. Одна история — про исцеление застарелой трахомы, очень подробная
Дракон помотал головой. Первые слова, сказанные Найло, пролетели мимо его ушей, так Илидор поразился этому развороту на руках. Словно Найло был машиной. Словно Найло был скрещем, одним из тех, кто остался дожидаться Илидора в подземьях Гимбла, только эльфом, а не гномом. На какой-то миг у дракона мелькнула безумная мысль, что в те дни, пока Йеруш дожидался его в Гимбле, он от скуки поучаствовал в опытах безумных механистов и те соединили Найло с какой-нибудь машиной. Подобная выходка вполне согласуется с дивными идеями Йеруша!
Конечно, ведь эльфы, в отличие от гномов, не происходят от камня и не имеют родства с металлами, которые тоже рождены в горах, но…
— Было это лет пятнадцать назад, — вещал тем временем эльф, не подозревающий о мыслях дракона. — Молодой наследник владыки Варкензейского домена, единственный наследник, внезапно застрадал глазной гнилью — о, ты знаешь, дракон, это такая хрень, что я на месте этого наследника сиганул бы с верхней башни родового замка прямо на брусчатку, потому как это бесконечно ужасная болезнь. Только представь: твои глаза гниют, медленно, долго, полностью, со всеми вытекающими из них последствиями, и ведь гнилыми глазами очень трудно что-то видеть, и это была такая хреновость, что дальше некуда. Не только для наследника, а для всего дома владыки. Ну, ты понимаешь: Варкензей, шахты стеклянного корня, соседние домены со своими хищными владыками — ты же знаешь этих эльфов: ужасно хитрые вероломные твари, а ещё у Варкензея налажены торговые связи с кедийцами — и вот всё это зашаталось и захрустело, когда единственный наследник владыки домена оказался неизлечимо болен. Донкернасцы, самой собой, раззявили широкую варежку на стеклянные шахты. Они ж могли бы развернуться с добычей, как никто другой, словно… словно… ну что там разворачивается красиво, я не знаю, огромная скатерть, яркий веер, невиданные перспективы? Словом, донкернасцы могли бы подтянуть ледяных драконов, поставить там пару нормальных больниц для добытчиков, ну ты понял. Прибрать к рукам шахты Варкензея, да, какая вкусная затея, у меня аж живот подвело, надо было всё-таки поесть каши, но кто ещё мог бы претендовать на шахты Варкензея, хочу я знать, у кого ещё есть для этого достаточно драконов или хотя бы один дракон, самый завалящий? И вот, когда всё в Варкензее уже тряслось так, что дальше некуда, того и гляди посыпется — владычоноквдруг исцеляется от глазной гнили, ты понимаешь? Но эта херня не лечится! Он очень давно болел, от его глаз ничего не осталось, кроме вони на весь дворец! И вдруг! Прямо долбаная магия, только сказочная, а не научная, прямо такая, что все маги Эльфиладона опешили от этого поворота! Такого не бывает! И, насколько донкернасцы выяснили, того владычонка излечили живой водой из Старого Леса. Два разных источника указали донкернасским шпионам одно и то же: каким-то чудом кому-то удалось притащить в Варкензей крошечный пузырёк живой воды…
— Пф, — сказал Илидор.
— И я говорю, что пф, и маги говорят, и лекари, все говорят вот так же пренебрежительно и бессомненно: пф! Но глазная гниль не лечится, и она совершенно точно была у владычонка. А вторая история про живую воду — это вроде как байка одного степного племени людей, но есть в этой байке такие интересные детали, такие тончайшие, ты понимаешь, такие умные и складные деталюшки, которых кочевники просто не могли придумать…
На лице Илидора блуждала улыбка. Перед глазами его мелькали косички с цветными лентами и яркие лоскуты юбки, в голове тумтумкали барабаны, отдаваясь дрожью в животе и в ногах.
— … и вот кочевники не умеют так думать, чтобы это придумать! Они по-другому живут, у них совсем другой опыт, иной круг понятий, которыми они могут оперировать, нет-нет-нет, степняки никак не могли…
Запах Старого Леса медленно растворялся в запахе горьких трав, горящих костров и жареного мяса, всё кружилось, плыло и танцевало вокруг Илидора, всё громче и требовательнее становился тум-тум барабанов в ушах, выгибалось в его руках тело Жасаны…
— Эй! Дракон! Ты меня слышишь?
— А? — встрепенулся Илидор.