"Фантастика 2025-47". Компиляция. Книги 1-32
Шрифт:
Хотя мы и будем действовать в горах, но вот для меня ни одно седло не подходило, для меня Феденька выбрал так называемое английское комфортное. Специально для полных неумех и любителей минут пять потрястись на спине лошади.
Вроде бы и не заметно и ненастойчиво, но выяснил он, что все, что я знаю о лошадях, это только с какой стороны к ним подходить, а умения мои не то, что базовые, а и слов нормальных не подобрать, только если не цензурные использовать. Даже ресницами мальчик пару раз от удивления хлопнул, губы строго поджал, и скорбные морщинки на лбу образовал, демонстрируя всем своим видом молчаливый вопрос — мол, и что мне с вами делать, товарищ старший
Обидно, конечно, но я ведь не виноват, что Леночка лишь несколько раз каталась на лошадях, а сам я их видел лишь в зоопарке и по визору, в фильмах, посвящённых вымершим видам животных.
И барон стал после этого на меня посматривать с заметной долей презрения, хотя сам, морда жандармская, еще тот кавалерист. Теряю очки со скоростью горной лавины или стремительно падающего домкрата. Все мужчины, гады и сволочи. Шовинисты. Гринписа на них с их трензелями и удилами нет. И доказывать этим типам я ничего не собираюсь, буду вместе с Ли скромно трястись в конце колонны и по вечерам мазать отбитую задницу мазью. И ноги разминать. Руками, шипя и матерясь сквозь зубы от боли. А свой знак за «отличную рубку» я засуну Сашеньке-Стилету куда-нибудь поглубже при удобном случае, шутник хренов, сраный прародитель резидентов «камеди клаб», дедушка клоунов, мля.
Кстати, а почему нашего мальчика Федю не смущает обстановка и странные типажи рядом с ним? Сидит Федя на табуретке в тюрьме, в камере, в окружении махровых контрреволюционеров, бандитов и убийц, слева от него расположился так самый настоящий барон и в прошлом жандарм, а мальчик наш и глазом не ведет. Думаю об этом уже долго, с того момента, как мы обменялись фразами в коридоре с вышедшими из камер Стацем и Ли, но все созданные версии не достаточно меня устраивают. Не хватает некого краеугольного камня им в основание.
То, что мальчик не глуп, и являет собой воплощенное самообладание и серьезно подготовлен к общению с нами, а более конкретно, со мной, ясно и так. Чувствуется направляющая рука товарища Александра Гольба, он же Стилет, он же редкостный умница и мерзавец. Но вот спокойствие юноши, легкая тень пренебрежения в его взгляде, заставляют тревожиться. Не нравится мне, когда я что-то недопонимаю. И еще, так себя ведут, когда знают что-то важное про собеседника. То, что человеку предстоит или, имеют четкие указания на его счет. Да, указания…
Ну, разумеется, Феденька имеет тайное поручение, совершенно секретный революционный приказ. Например, подстрелить меня при попытке к бегству, если не удастся пресечь ее в зародыше. Барон и Ли им заранее списаны в расход, он закреплен персонально за мной. И это очень легко проверить, надо просто задать правильный вопрос.
— Федор, а у барона и Ли будут ординарцы, как у меня? — я дура-баба и весьма далека от воинских регламентов и уставов, так что какой с меня спрос и поэтому глупейший вопрос звучит вполне естественно — или вы один на всех?
Не понравилось. Плечи у мальчика, словно остывшая стальная отливка затвердели, глаза строгие-престрогие стали. Ну, давай малыш, поставь меня на место, покажи, кто здесь самый главный и чьи в лесу шишки. Могу спорить на что угодно — не удержишься, допустишь в тон ненужных ноток, позой и лицом ты себя уже выдал.
— Гражданин военный советник Стац и красноармеец Ли причислены к рядовому составу и ординарцев иметь не могут. Но за ними закреплены…
Келер сбился с тона, замолчал, мучительно подбирая слова. Помочь ему, что ли?
Я выдохнул сигаретный дым, скупо скривил уголок рта в подобие улыбки:
— Наставники по боевой и политической подготовке. Старшие и опытные товарищи. Так, товарищ Келер?
— Да! То есть, никак нет, товарищ Овечкина. Не старшие, у нас старше тридцати лет во взводе нет никого, но бывалые… То есть…Э, опытные. Да, очень опытные и умелые товарищи, красные пролетарии, несгибаемые борцы за власть рабочих и крестьян! Кровь проливавшие ради светлого будущего, беззаветно преданные делу революции пламенные комсомольцы и коммунисты! Проверенные в боях бойцы против дворянства, против царского чиновничества, против попов, против гильдейского мира и против жирного кулака мироеда! Мои боевые товарищи!
Вот так. Мальчик вбил последний гвоздь в гроб мирового капитализма. И сталось ему только вскочить по стойке смирно, выкинуть вперед руку и после вопля «Зиг…», тьфу, «Вся власть — Советам!», громко запеть интернационал. Фанатик и болван, а казался таким неиспорченным и с виду приличным человеком.
Грустно это все, очень грустно. Неужели мы такие ограниченные скоты, господа, что сами ничему не учимся, а все нам дрессировщик, вернее, вождь нужен?
— Итак, товарищ Келер, ну как вам глянулись ваши подопечные? Товарищ старший сотрудник Овечкина произвела на вас впечатление и, несомненно, понравилась? Удивительно красивая девушка, вы согласны? И очень необычная. Да, товарищ Келер, если у вас есть вопросы или хотите что-то уточнить, разрешаю спрашивать.
— Слушаюсь, товарищ оперативный уполномоченный! Разрешите задать вопрос?
— Задавайте, товарищ Келер.
— Товарищ старший сотрудник Овечкина на самом деле из «бывших», как и те двое?
— Да, товарищ Овечкина из «бывших», она дворянка в шестом поколении. Но товарищ надежный в… гм, бою. И в бою же проверена, никогда не отступает. А что, по-вашему, с ней не так?
— Она не наша дворянка, товарищ оперативный уполномоченный, не русская. Чужая! Она оттуда, из-за границы, из загнивающих капиталистических стран. Враг она и поэтому мне все ясно, товарищ оперативный уполномоченный! Вопросов больше нет! Разрешите идти!
— Нет, не разрешаю.
Человек в белой летней гимнастерке рядового состава с двумя нагрудными карманами, без клапанов и шевронов, но с одним грозным «ромбом» в красных петлицах, чуть наклонил голову, с интересом разглядывая стоящего по стойке «смирно» Келера. Провел ладонями по складкам, расправляя сбившуюся под ремнем ткань, ловко подцепив двумя пальцами портсигар, извлек его из левого нагрудного кармана, достал зажигалку из галифе, не торопясь прикурил. Все это время Келер продолжал стоять напряженно вытянувшись. Человек с «ромбом» в петлицах мысленно усмехнулся: «Еще пара десятков минут в таком напряжении и его позвоночник лопнет, словно струны на скрипке Паганини. Гм, интересные кадры в особом отделе у Левы Мейера, то есть — человек еще раз мысленно усмехнулся — товарища Захарова. Надо будет более тщательно просмотреть личное дело мальчика. Необычный он, веет от него легким душком пажеского корпуса. Ни наглости во взгляде, ни обвисшего, как мешок с говном, внешнего вида. Подтянут, молодцеват, настоящий гвардеец. А мать у него прачка из тверской губернии. И вот откуда это в нем? Проявилась кровь отца прапорщика? Нет, это даже не смешно. М-да, странности вокруг «Розы» плодятся подобно кроликам».