"Фантастика 2025-52". Компиляция. Книги 1-20

Романов Герман Иванович

И вот очередная наглая демонстрация, и, поди узнай, когда загрохочут пушки — нервы то не железные!

— Англия пока не намерена воевать с нами — интересы Японии и дельцов Сити, с ней связанные, не есть интересы британской короны. Война с нами нежелательна, чтобы не говорили в парламенте или не писали в газетах, — неожиданно произнес великий князь Александр Михайлович. Достал из коробки папиросу, закурил, и также невозмутимо продолжил:

— Это прямое послание к заключению мира — так можно понять сей демарш. Показывают, что в любой момент могут передать японцам корабли, или даже сами начнут боевые действия и истребят наш флот. Вот только они немного запоздали, это нужно было делать в июле. Теперь поздно — наша армия занимает, а японцы оставляют южную Маньчжурию. Теперь всем ясно, что победы над нами не будет — мы перевезли много войск, с которыми японцы уже не в состоянии справится.

И теперь Лондону нужно спасать союзника, задействовать для демонстрации Ройял Нэви, шантаж и угрозы для лордов привычны, вспомните Крымскую войну. Но сейчас ситуация изменилась — нас пусть не явно, но поддерживает кайзер. Впрочем, все это мои домыслы, решать будут в Петербурге, и отнюдь не дипломаты…

Глава 19

— Мы с тобой люди военные, к тому же моряки, Николай Александрович. Потому тебя спрошу прямо — что ты на самом деле думаешь по поводу произошедшего с британскими броненосцами и крейсерами казуса.

Наместник наклонился над столом, впившись взглядом в командующего флотом. Адмирал Алексеев специально приехал в порт, чтобы встретить вернувшуюся эскадру. И то, что сражения не произошло, сказало ему о многом — японцы потеряли уверенность в собственных силах, иначе бы англичане не устроили возмутительную провокацию из разряда тех, к которым они частенько прибегали на протяжении своего затянувшегося многовекового владычества на морях.

— Даже если они передадут эти четыре корабля японцам, те нас не одолеют уже, хотя война будет чревата большими потерями. Да, «кресси» могут догнать наши вспомогательные крейсера, но погоня по морям и океанам дело муторное и долгое. А вот встреча с «рюриковичами» уже для них самих может обернуться серьезными повреждениями. Так что угроза пустая — двумя большими крейсерами не напугаешь.

— А два «чилийских» броненосца?

— И что, от страха в штаны наложить? Мы можем в линию поставить с учетом «Севастополя» семь броненосцев с двенадцатидюймовой артиллерией и три с десятидюймовыми пушками, а таковых у Того всего семь против нашего десятка. На пять кораблей с восьмидюймовыми орудиями у нас столько же, считая «Нахимова» и «императора» с девятидюймовыми стволами. К тому же японцев можно поставить в ситуацию, когда скорость их кораблей перестанет играть роль, и все решать будет артиллерия.

— И каким образом это лучше сделать? Я пока не вижу такой ситуации, чтобы Того полез в драку до победного конца.

Алексеев отхлебнул своего привычного «адмиральского чая», где коньяку было вровень с заваркой. Закурил папиросу, внимательно смотря на курящего Матусевича, который спокойно произнес:

— Когда армия попытается форсировать Ялу, тогда надо высадить сильный, очень многочисленный десант в Цинампо, или какой-нибудь пригодной гавани. А лучше провести при этом широкую демонстрацию, чтобы растянуть все резервы маршала Ойямы для защиты побережья. И тогда все — высадка в тылу наших войск приведет к оперативному окружению сосредоточенной на севере неприятельской группировки. И единственная возможность этому воспрепятствовать, уничтожить наш флот в генеральном сражении. А у японцев возможности для этого крайне ограничены…

— Что-то подобное вы со Стесселем ведь сотворили здесь с осадной армией генерала Ноги?

— Да, Евгений Иванович, только в гораздо меньших масштабах — попалось три дивизии и две бригады на ограниченном пространстве. Корея гораздо больше по своими размерам, потребуется несколько таких операций. А потому уничтожение большей части вражеского флота означает поражении Японии в войне. Нужно только правильно воспользоваться полуторным общим превосходством в силах, и двойным в броненосцах.

Матусевич говорил спокойно и размеренно, излагая давно обдуманные мысли. Алексеев это чувствовал, и уверенность в конечном успехе у него росла с каждым услышанным словом.

— К тому же воспрепятствовать нам в высадке десантов противник не сможет — он лишился 3-й эскадры, в то время как у нас с дюжину канонерских лодок, из них половина бронированных, три десятка дестройеров и миноносцев, а для поддержки имеются еще старые броненосные фрегаты, один «Нахимов» со старыми восьмидюймовыми пушками многих стоит. Противопоставить этим отрядам неприятель может только свои миноноски — их у него многовато, но толка будет маловато.

Матусевич остановился, поглядывая на «патрона» — глаза наместника хитро блестели. Умен адмирал,

что тут скажешь, честолюбив и воля железная. Оставшись при неограниченной власти, сумел приструнить генералов, что беспрекословно выполняют его распоряжения. И в отличие от Куропаткина с самого начала был настроен действовать решительно. Такой главнокомандующий и нужен для армии, чтобы не к терпению взывать, а встряхнуть всех, жестко так встряхнуть, чтобы опомнились. Теперь он понимал, что причина поражений была чисто психологическая — даже если ты силен на самом деле, но нет уверенности, постоянно преследуют неудачи и потеряна вера в собственное командование — поражение неизбежно. К тому же война идет на краю света, на чужой землице — ее цели просто не понимают, а потому растет раздражение. И невольно задаются вопросом — а почему мы должны тут умирать, когда другие вполне себя распрекрасно чувствуют, а страна продолжает жить тихо и спокойно.

Это как зараза, моровое поветрие — только душу и волю выхолащивает, и люди, забыв про долг и данную присягу, перестают быть военными в прямом смысле слова, и одержимы одной идеей — пусть позорное поражение, но только бы война поскорее закончилось и вернулось благодатное мирное время с его парадами и учениями, да званными ужинами с балами…

— Декабрь самое подходящее время для наступления — как только река Ялу покроется прочным льдом, и ее можно будет перейти практически в любом месте. Достаточно собрать превосходящие силы и крепко ударить с фронта, затем флот нанесет удар с тыла. Люди воодушевлены победами, а потому затягивать войну никак нельзя — к Рождеству все должно быть определено четко и ясно, Евгений Иванович. И действовать нужно теперь иначе, не так как раньше — у нас перевес в силах, им надо воспользоваться.

— Что ты предлагаешь, Николай Александрович? Как намерен действовать? О том нам с тобою государю требуется отписать.

— Если японцам нанесем сокрушительное поражение, уничтожим половину Объединенного Флота, то англичане уже в войну не вмешаются, смотреть будут, как мы самураев дожимаем. Но проделать сие сможем в одном случае — если поманим надеждой Того что часть нашей эскадры он истребить сможет, а другая не успеет вмешаться. Тогда он пойдет на сражение, рискнет — это и будет его ошибкой. Как-то спровоцировать его нужно, пока я не знаю, но штабы для того и существуют, чтобы думать. Но победить нужно быстро, и так чтобы никто в нашей виктории не усомнился.

— Разбей эскадру на быстроходный и тихоходный отряды. Один начнет бой и нанесет повреждения вражеским кораблям, второй подойдет и добьет «подранков». Ты так уже пытался сделать, только японцы два твоих корабля утопили. И вряд ли будут ожидать подобные действия во второй раз. Лишь бы только на грабли не наступить по нашему «милому» обыкновению.

Наместник хмыкнул, задумавшись. Снова отпил «чаю», поморщился — тот был едва теплый. Отодвинул кружку в сторону.

— В общем, надлежит тебе Николай Александрович крепко подумать, измыслить, как врага быстро одолеть. Потери на войне неизбежны, понимаю, но потерять два-три броненосца не страшно. Главное победить, вот и думай, как это сделать как можно быстрее. Я свой штаб уже озадачил, вернусь, с генералами военный совет соберу. К февралю должны как-то управиться — войска наступают, к реке Ялу скоро выйдем, грузы уже в Дагушань морем переправлять можно, пока из крепостных запасов. И флот готовь к генеральному сражению — рассчитай все, что потребно.

Наместник поднялся, подошел к окну и посмотрел на порт, заполненный боевыми кораблями. В глаза сразу бросился четырех трубный броненосец «Наварин», острословы его именовали «табуреткой». Перед самым выходом из Балтики на нем заменили устаревшие пушки, отобрав их у «Орла», но вот учебные стрельбы пришлось проводить уже в походе. И сейчас корабль почти не уступает «Фудзи», только тихоходный, всего-то четырнадцать узлов, изношенные машины не стали менять. Вместе с «Сисоем» и «Севастополем» он вошел в состав 3-й дивизии вице-адмирала Чухнина, в которую включили так же броненосный крейсер «Адмирал Нахимов». При необходимости можно было усилить двумя старыми фрегатами — «Владимира Мономаха» и «Дмитрия Донского» именовали «князьями». Но их перевооружили год назад на скорострельную 152 мм и 120 мм артиллерию, имелся броневой пояс в четыре с половиной дюйма, который позволял им находиться в линии. Долгого боя не выдержат, но хоть какую-ту помощь окажут. И всеми этими шестью кораблями Евгений Иванович был готов пожертвовать, не моргнув глазом — они и так подлежали списанию в будущем по разным причинам. Да и другими тоже — наместник хорошо понимал, что сейчас сложилась победная ситуация, и нельзя давать растерявшемуся противнику даже короткую передышку. Продолжать давить, не дать японцам времени опомнится…