"Фантастика 2025-66". Компиляция. Книги 1-28
Шрифт:
Мейнгрим пылал от страстей куда сильнее, чем его огненная сестрица. Но после того, как она чуть не погибла — и он до сих пор не мог понять как, ведь он всегда был очень осторожен в их драках, — страстям пришлось уйти в глубину. Что прятать он отказывался, так свое неуемное любопытство. Через Ирену он скупал такую массу амулетов скрытного видения или незаметности, что вскоре при особых усилиях и сам стал незаметным. И он следил за всеми и всегда. Он прекрасно знал о романе Евы и Берхта, но не собирался останавливать сестру, полагая, что она собирается замуж. Вот и в Зорин он с ней тогда
Поэтому жених сестры Манфред стал для него сюрпризом.Впрочем, и с ним он смирился тоже, хотя не понимал, как Ева может не замечать ветреный нрав своего избранника. Он ведь не просто то и дело находил себе новое увлечение, он тратил на них золото. Их с Евой золото!
Официальная версия, с удовольствием озвучиваемая Иреной всем и каждому, звучала так, будто отец рассердился на Мейнгрима и оставил все наследство дочери. Идея и впрямь принадлежала отцу. Когда он понял, что смерть приближается, то решил обезопасить будущего юного главу рода от разорения. Ева рано или поздно ушла бы в другой род, а значит, главой быть не могла. А глава без денег не мог давать эти деньги другим членам семьи, вот в чем загвоздка. Синие же, бывшие все как один, рьяными рубаками, были и не менее рьяными транжирами. А в отсутствие войны предавались только второй страсти.
По сравнению с ними Манфред был еще неплох. Он и сам не чурался работы, Мейнгрим думал даже, что зятю стоило родиться драконом: ему нравилось копить золото и он страстно любил власть. Но тратить на любовниц он предпочитал деньги Евы, и это выводило Мейнгрима из себя.
В тот день он вычислил новое любовное гнездышко Манфреда и подумывал, не пора ли наконец сдать его Еве. Детей в их браке не было, а следить за неверным зятем Мейнгриму наскучило. Грим смотрел на колышущиеся листья вьюнков и воображал, как сейчас поднимется туда и охладит любовников в прямом, а не только переносном смысле.
В этот момент листья раздвинулись и показалась девушка, прекрасная в своем бесстыдстве и непохожая ни на кого, кто встречался Мейнгриму ранее. Он не особо разглядел её лицо, не в силах оторвать взгляда от обнаженной груди. Потом девушка что-то сказала вглубь комнаты и взяла откуда-то ягоду. Мейнгрим напряг зрение, наблюдая за тем, как она, легко садясь вполоборота к всей площади и самому Мейнгриму, едва касается губами ягоды. Её неестественно светлые волосы спускались ниже лопаток, а когда она поднялась, чтобы уйти вглубь комнаты, Мейнгрим увидел самые идеальные ягодицы, что вообще могли появиться под этим небом. Вот тогда он пропал окончательно.
И сейчас Мейнгрим просто летел прочь от того места, где еще можно было найти корабль, догнать, вернуть… Летел, потому что понятия не имел, как это сделать, и имеет ли он вообще такое право, когда за всё это время не сумел пересилить себя и признаться. Может, так и должно быть? И невероятные женщины, принцессы они или нет, должны доставаться кому-то вроде Манфреда? Мейнгрим помотал головой, в ужасе от собственных мыслей.
Когда его дракон опустился на землю, Манфред уже стоял там и ждал его.
— Боишься один идти и рассказывать, что план провалился, и принцесса с твоей женой сбежали за море? — спросил Мейнгрим холодно, как можно глубже пряча свои чувства.
— Вообще-то это был наш план, и это твоя жена сбежала с твоей же сестрой, — раздраженно ответил Манфред. Щека его дернулась. Да, он определенно боялся куда больше, чем Мейнгрим. Синему магику, по неизвестным причинам попавшему в немилость короля с первой же минуты, мало что могло грозить. А вот Манфред явно рассчитывал на что-то большее при короле.
— Как скажешь, — пожал плечами Мейнгрим. — Только и для себя запомни тоже, что это моя жена и моя сестра.
Король их уже ждал. Мейнгрим с интересом огляделся. В этом зале он был впервые. Его не пускали в зал советов, а в зал сплетен он и сам не ходил. Этот же зал с кроваво-синим каменным полом похоже был залом гнева. И, если судить по его размерам, короли яблоневого королевства предпочитали гневаться в присутствии очень немногих подданных. Вот и сейчас здесь кроме Ламберта были только они с Манфредом.
— Вы не нашли Радославу, — Ламберт не спрашивал, а утверждал. И ничего не говорил про Еву. Хотелось надеяться, что это хороший знак.
Манфред молчал, щека его дергалась всё сильнее, и Мейнгрим понял, что говорить придется ему.
— Мы нашли её, мой король, но ей удалось сесть на корабль и уйти от погони. Драконы не смогли последовать за ней, а догнать на корабле оказалось сложнее, чем нам казалось на первый взгляд.
Мейнгрим остался доволен своей речью. Вроде бы и Еву не подставил, и её глупого мужа прикрыл. Нет уж, вот вернется сестра, пусть сама разбирается с этим слизняком. А чужим в их семью вмешиваться не стоит, даже если это сам король.
Ламберт поднялся с трона. Его глаза побелели от бешенства, лицо словно превратилось в безжизненную маску.
Мейнгрим лишь понадеялся, что Ирена-старшая, впрочем, любая из Ирен, не откажется воспитать его, если король сейчас использует свою магию на нем. Он не опасался уйти слишком далеко в детство — в возрасте лет пяти-семи его выбросы стихийной магии шли волнами почти постоянно, отчего в подземелье была ледяная комната, лед в которой никогда не таял. Было время, когда он даже спал там. Сейчас таким взрывом магии он не мог бы управлять, но снова став ребенком, он запросто превратил бы зал гнева в ледяной зал гнева синего магика.
Кажется, Ламберт увидел эту решимость на его лице, потому как его собственное чуть дрогнуло.
— Почему ты не постарался вернуть её, Грим? — пророкотал король.
— Может, потому что я не знаю, куда именно вернуть? — Мейнгрим уставился в светлые глаза короля и добавил. — Ваше величество. Вы не пускали меня к моей супруге так долго… Я и думать забыл, что она всё еще моя. А возвращать потерянных принцесс… Я не наемник. Я воин.
На Мейнгрима дохнуло временем, он просто почувствовал легкий сквозняк и будто немногочисленные морщинки разглаживаются на лице. Хотелось коснуться кожи, но вместо этого он смотрел прямо в почти белые от бешенства глаза короля и молчал.