"Фантастика 2025-7". Компиляция. Книги 1-25
Шрифт:
Когда перед солдатами, тихо разговаривавшими таким манером, вдруг выросла темная фигура, они онемели от неожиданности и уставились на нее, не в силах пошевелиться.
— Да ты кто… кем будешь… санитар, что ли? — наконец сильно оробевшим, трепещущим голосом спросил тот раненый, что был побойчее.
И Николай слегка сдвинул с фонаря грубую ткань мешка, и свет лег на его лицо, и глаза его были устремлены не на солдат, а куда-то в сторону.
— Господи! Царь! Николай Второй! — не воскликнул, а только выдохнул солдат с какой-то внутренней болью и диким страхом вместе. — Мертвый пришел!
А Николай, закрыв фонарь, медленно пошел через зал, уставленный койками, и лишь
Когда Николай миновал залы, приспособленные теперь под госпитальные палаты, и подошел к дверям, ведущим в спальню, он отворил их с особым трепетом, боясь, что чувство, способное охватить его при виде этой дорогой для него комнаты, будет столь сильным, что он потеряет силы. Но, ожидая увидеть старую обстановку, стену, увешанную образами, налой с лежащим на нем Евангелием, которое они с Александрой Федоровной любили читать перед сном, старые кровати, он не увидел ничего прежнего — все исчезло, и лишь вдоль стены, в углах, стояли какие-то мешки, наверное с бельем.
Овальное большое зеркало, однако, висело на прежнем месте, и Николай, досадуя на то, что не увидел ничего старого, памятного, дорогого, кроме этого зеркала, обоев и лепнины потолка, подошел к стене. Боясь в душе того, что и тайник был открыт большевиками и никаких драгоценностей здесь больше нет, он торопливой рукой, направляя на зеркало свет фонаря, принялся отыскивать незаметный для постороннего взгляда рычаг, приводящий в движение пружину. И вот он был найден, потребовалось ещё несколько секунд, чтобы с усилием опустить его вниз, и тотчас зеркало, подобно дверце, подвешенной с одной стороны на петлях, повернулось и открылось пространство вместительного тайника. Свет фонаря выхватил из черной впадины дамский ридикюль, обшитый по моде довоенной поры цветным бисером. Быстро положив ридикюль в мешок, довольный удачей, Николай запер в тайнике ненужный теперь фонарь, и клацанье запоров сообщило ему, что тайник закрылся.
Все той же таинственной тенью проходил Николай по залам-палатам, и вчерашние крестьяне, рабочие, ломовые извозчики, приказчики, превращенные в красноармейцев, которых ранили в бою их соотечественники, глядя на черную фигуру, незаметно крестились и отчего-то вспоминали своих детей, жен и матерей.
Эти глаза подарила Николаю его мать: удивительной формы, необыкновенно продолговатые, с верхним веком, чуть наваливающимся на радужку, что придавало лицу некоторую томность. Эти глаза, глаза газели, как выразился о них один современник, смотрели несколько отрешенно, как бы несосредоточенно, то есть устремлялись через собеседника — за него, в пространство. Если верить физиогномистам, такой взгляд имеют люди, склонные к разного рода отвлеченным мечтаниям, когда человек черпает материал для своей рассудочной деятельности из собственного ума. Так мыслят мистики, метафизики, поэты.
Николай имел отличной формы лоб, хоть и не слишком высокий, который оттенялся внизу прямыми спокойными бровями, а наверху — коротко остриженными волосами с ранними залысинами. Нос идеальной формы, но немного женственный, небольшой, с чувственными чуткими ноздрями. От отца он унаследовал нижнюю часть лица вместе с упрямым ртом, который, несмотря на яркую окраску губ, немного диссонировал с мягким выражением глаз. Вообще темперамент обозначался через его лицо как ровный и спокойный, уравновешенный и вполне миролюбивый.
У него наблюдалось
Он обожал спортивные игры, да и вообще все, что давало ему возможность ощутить свое тело, но состязательная сторона игр мало интересовала императора. Да, Николай любил лаун-теннис, греблю, плаванье, но он любил также бросать зимой снежки или попросту разгребать лопатой снег на дорожках; любил велосипедные гонки, скачки, соревнования на яхтах; любил ходить пешком и в Крыму, в окрестностях Ливадии, совершал порой десяти-двадцатикилометровые походы, а иногда отправлялся в путь в полном снаряжении рядового, не забыв прихватить винтовку, — хотел испытать, каково приходится солдатам, а заодно проверить, сколь вынослив он сам. Ему нравилось работать веслами, и пешая прогулка часто заменялась греблей на байдарке, в которой он потом катал и сына, посадив его на колени.
Николай был прекрасным стрелком, и в Александровском парке он беспощадно уничтожал ворон, удовлетворяя, с одной стороны, самолюбие снайпера, а с другой — убивая врагов мелких певчих птиц. Вечером же он заносил сведения о своих успехах в стрельбе по воронам в свой дневник. Впрочем, Николай был страстным охотником не только на ворон — с его участием устраивались большие охоты в дремучих лесах любимого царем Беловежа, где добычей уже становились зубры, олени, косули, кабаны. Часто посещалась для охоты и Спала — древнее охотничье угодье польских королей. Обыкновенно Николай наряжался на охоте в длинную черкеску, и на поясе висел большой узкий кинжал кавказской формы, а голову царя украшала барашковая шапка. И охотником он был очень осторожным, не допускавшим преждевременных и «косых» выстрелов, а выдержка и терпение обыкновенно приносили ему богатые трофеи, но почти все крупные животные, убивавшиеся царем, шли не на императорский стол, а поступали в распоряжение местных жителей. Так Николай удовлетворял лишь спортивный интерес, не помышляя сделать охоту средством к добыванию пищи…
Ступень восьмая
ДВА СФИНКСА
Когда, вернувшись уже утром домой, Николай молча выставил на обеденный стол обшитый бисером ридикюль, Александра Федоровна, пораженная, всплеснула руками, потом разрыдалась, и лишь после того, как ей удалось унять плач, порывисто обняла мужа, жарко расцеловала его.
— Я так жалела, Ники, что рассказала тебе о драгоценностях! Ну для чего ты ездил туда? Ведь тебя могли убить, арестовать по крайней мере! Как же тебе удалось проникнуть во дворец? Он что же, не охранялся?
Задавая множество вопросов и не ожидая получить на них исчерпывающие ответы, Александра Федоровна между тем щелкнула замком ридикюля. Она торопилась узнать, все ли драгоценности сохранились с тех пор, как они попали в тайник, и вот уже на стол полился поток сверкающих камней, запрыгали перстни, покатились браслеты, усыпанные бриллиантами и сапфирами, крупным жемчугом и изумрудами. Но самым роскошным предметом был, конечно, венец императрицы, подаренный Аликс Генрихом Прусским, и Николай при виде венца сморщился от досады, вновь начиная ревновать к детской любви своей супруги и в то же время жалея о грубости, допущенной им вчера.