"Фантастика 2025-71". Компиляция. Книги 1-10
Шрифт:
Беромир же пел соловьем.
Ему требовалось убедить сестру в необходимости записывать важные сведения. Для пущей пользы наследников. А она воспринимала только доводы старины. Вот он и стал на ходу выдумывать еще один виток сказки.
Ранее он еще Вернидубу рассказывал про то, как сарматы поперли славян с юга. Из лесостепи. И случилось это из-за того, что предки утратили единство. А до того успешном воевали со степью веками, живя в том числе в своих городах.
Дарья про это знала.
Да и про легенды семейные слышала.
Вот от этой базы Беромир и стал отталкиваться, подтянув всякую псевдонаучную дичь.
Почему нет?
Его пургу местные просто не в состоянии проверить. А наработки в плане бытовых легенд
Прежде всего «русъ» [155] , которым тут обозначали красный, рыжий и коричневый цвет, а также ржавчину. Ну и «лeдо» [156] — им обозначали землю в широком смысле слова. Так что на выходе у Беромира получился термин Русълeдо. Для его уха, привыкшего к говорам XX-XXI века, он звучало почти по-немецки. Только смысл был совсем иной. В прямом значении «Красная земля», в переносном — «железная» из-за определенной синонимии со словом, обозначающим железную руду или цвета ее оттенков [157] .
155
В праславянском слове *rusъ последняя гласная «ъ» (сверхкраткая о) читается как призвук [о].
156
Праславянское слово *ledо восходит к праиндоевропейскому *lend?o- в значении «земля, поле, степь». Имея варианты с тем же значением в прагерманском (*landja-) и пракельтском (*landa). В слове *ledо звук «e» читается как [э] с призвуком [н].
157
Праславянское слово *rusъ восходит к более древней праславянской форме *rudsъ, восходящей, в свою очередь, через *roudsos к праиндоевропейскому *h?rowd?sos в значении «красный» и его вариантов. Форма *rudsъ распалась среди прочего на *rusъ и *rudъ. Первым (rusъ) обозначали цвета из старого спектра, но с приоритетом светлых оттенков, вторым — железную руду и более темные оттенки красного, коричневого и так далее. Позже значения разошлись сильнее. Однако знаменитый танк из фильма «Четыре танкиста и собака» все еще рудый, то есть, красный. Да и на латинском языке до сих пор russus означает «красный», а латышском (балтийские языки самые близкие к славянским) rusa — это «ржавый».
Исторический бред?
Ну и черт с ним!
Главное, что здесь и сейчас Беромир придумал красивую легенду для местных. Вон — даже на Дарью подействовало. Задумалась. В условиях острейшего дефицита железа сказание о том, что предки вышли из «железной страны» и мы можно ее возродить — выглядели вдохновляюще. Она ведь теперь состояло в его клане, который как раз и вышел из этой сказочной страны. Что позволяло, заодно, пропихнуть и легенду о письменности.
Дескать, писали.
И только это и позволило им достичь высокого развития. Жаль только сарматы во время завоевания все, что смогли, порушили и пожгли. Они ведь дикие совсем, и в письменах не нуждались.
— А мы можем возродить! — резюмировал Беромир.
Она чуть подумала и кивнула:
— Будь по-твоему. Буду учить письмо и записывать все, что ведаю.
— И учениц возьми.
— Пробуждение ведьмы Мары занимает три лета. Мало кто на это пойдет. Да и не любят нас. Боятся.
— Добрыня! — крикнул Беромир. — Поди сюда.
— Что-то стряслось? — поинтересовался он настороженно и косясь на Дарью.
— У тебя ведь две дочки. Так?
— Истинно так.
— Не отдашь их в ученицы Дарье?
— Ох… — выдохнул он, явно растерявшись и в чем-то испугавшись.
— Сам видишь какую пользу
— Да я даже не знаю. Боязно. Все же сама Мара!
— А ты не робей. Просто представь — обе дочки станут ведьмами. Представляешь, как твоя семья укрепится?
— Сам ведь знаешь, что за ними охота. А кто их защитит?
— Пока они ее ученицы да послушницы — они под моей защитой. После же замуж выдадим ладно.
— Соглашайся, — улыбнулась Дарья, но как-то излишне мрачно, из-за чего Добрыня аж вздрогнул и отступил на шаг.
— Соглашусь, — чуть помедлив, ответил он, — если ты, Беромир, возьмешь моего сына в ученики и послушники. Ему до пробуждения еще пару лет. А тут он чужой. Добро не пристроить.
— Хорошо, — произнес ведун и протянул руку. — Так и поступим…
Глава 7
168, кветень (апрель), 5
< image l:href="#"/>Злата лежала рядом с Беромиром, нежно прижимаясь к нему.
Ей не спалось.
За минувшие два года все вокруг решительно переменилось, а время понеслось вскачь, словно обезумевший конь.
Бояре, дружины, битвы с роксоланами… Это все выглядело чем-то невероятным. О таком никто и подумать раньше не мог. Отец, правда, умер, а мать пропала без вести. Но Злата не роптала. Лишь сильнее сближаясь с мужем.
Беромир не был особенно ласков с супругой по меркам XXI века. Да и не смог бы, даже если захотел — в эти годы от мужчины требовали мужского поведения, а от женщины женского. Без всяких телячьих нежностей. Иначе популяции было не выжить. Да, случались аномалии, как и всегда, но в целом строгое разделение труда и ролей доминировало, обеспечивая успех.
С позиции прошлой жизни Ивана Алексеевича он был к своей супруги просто внимателен, не позволяя себе рукоприкладство. Но даже этого хватало, чтобы ярко выделиться на фоне местных мужчин.
Да и в плане сексуальных отношений оказался весьма опытным. Хотя не должен — жена ведь получалась его первой женщиной. Сам он этого приметить не мог, а вот Злата — вполне. Сказывались многие разговоры, которые девицы вели промеж себя, заодно слушая наставления старших. Ну и после свадьбы немало лясы точить удавалось, обсуждая всякие подробности с теми вдовушками.
Впрочем, Злата не придавала этому никакого значения. Для нее Беромир был тем, кто говорит с богами. По-настоящему. Считая все остальное производным. Она в него верила почти как в пророка. И от одной мысли, что носит его ребенка, молодую женщину переполняли удивительно сильные и яркие чувства.
Сам ведун, впрочем, об этом не знал.
В здешние времена болтать лишнее было не принято. Поэтому в его глазах Злата выглядела просто покладистой супругой, которая выглядела сексуально и не лезла оспаривать верховенство в семье. За что Беромир ей был особенно признателен, ибо война в семье — это последнее дело. Если она разгорится, то об успехе мужа в иных делах можно забыть. Все пойдет прахом.
Бывает, правда, и другая крайность и блеклость. Но Злата не относилась к таковым. Сказалось воспитание в самой состоятельной и влиятельной семье клана. Ей хватало ума не нарываться и поддерживать ту социальную ролевую игру, в которую они играли. А тот шквал эмоций, порой охватывающий ее, она переживала, не привлекая внешнего внимания.
Внутри.
Будучи при этом счастлива.
Не хватало только выводка детишек, но это дело наживное.
Единственным негативным моментом была вера. Злата верила в мужа как натурально религиозный фанатик, не испытывая даже тени сомнений. А после того, как Беромир решительно одержал победу на судебном поединке против Арака — и подавно. Он приобрел в ее глаза оттенок едва ли не полубога.