"Фантастика 2025-77". Компиляция. Книги 1- 33
Шрифт:
Мальчишки чуть выползли из-за валуна, за которым все мы прятались и в четыре глаза уставились на гоблинов.
– Прима, а что они должны увидеть? – спросил я помощницу, - и почему гоблины вызывают у орков такой ужас?
– Как я уже говорила ранее гоблины являются автохтонным населением этого мира и рассматривают все остальные расы как захватчиков, поэтому ведут с ними войну на тотальное истребление, - начала объяснять Прима.
– Хорошо, допустим, но тогда почему все остальные расы не объединяться и не устроят гоблинам тотальный геноцид? – спросил я, - звучит конечно, так себе, но все же?
– Чисто теоретически это возможно, -
– Но, договаривай, есть же какое-то «но»? – перебил ее я.
– Есть, обязательно есть, - согласилась Прима, - есть застарелые обиды, уязвленная гордость, кровная месть, переполняющий разум гнев, сжирающая изнутри злость, не смываемый позор, оскорбления, плевки в душу, боль, горе, печаль. Список можно продолжать и продолжать. История взаимоотношений рас насчитывает не одно тысячелетие, и темных страниц в ней гораздо больше чем светлых. Поэтому отбросить весь накопленный за это время негатив в принципе невозможно. Иногда возникают ситуативные союзы более-менее близких по духу народов, но они решают краткосрочные цели и распадаются.
– Ну про невозможность создания единого фронта по борьбе с общим злом я понял, дело темное, дело давнее, тысячелетиями лелеемое, - сказал я, - так просто от своих обид никто не откажется, иначе посчитают слабаком и с радостью нанесут новые. Я никак не пойму, что в этих коротышках такого ужасного, кроме их внешнего вида?
– Заклинание «Трансформация», - коротко ответила Прима.
– И что? – ничего не понял я.
– Гоблинские шаманы единственные в этом мире владеют этим заклинанием, - пояснила Прима, - при этом это нельзя назвать прям совсем заклинанием, скорее это некий обряд, который повторить можно, но результат получают только гоблины.
– И что в нем такого ужасного? – все еще ничего не понимал я.
– Гоблины стараются брать как можно больше пленных, - сказала Прима.
– И? – я уже начинал терять терпение от ее слишком долгой преамбулы.
– И с помощью этого ритуала пленные превращаются в гоблинов, - наконец закончила объяснение Прима.
– Ух ты! – только и смог вымолвить я.
– Вот именно, - сказала Прима, - плюс ко всему у гоблинов значительно более быстрый цикл размножения, поэтому любое сражение с ними независимо от результата – это проигрыш их противников. Рано или поздно гоблины их или перебьют, или поглотят.
– Да, перспективка, - растягивая слова сказал я, - кажется теперь я понимаю ужас в глазах мальчишек. Увидеть перед собой врага, который тебя или убьет, или превратит в себе подобного, и ты ничего не сможешь с этим сделать. Это действительно ужасно.
Я замолчал, переваривая полученную информацию. Одно можно сказать однозначно в этом мире не абсолютно хороших и абсолютно плохих. Хорошие парни на поверку оказываются злобными захватчиками, которые подвергают геноциду местное население, а плохие парни оказываются борцами за свободу своей земли, которые ведут неравный бой с ордами пришельцев.
Самое плохое в этой ситуации, что ты не можешь остаться в стороне. Тебе придется принять чью-то сторону и вымазать образ противника черной краской, убить в нем все хорошее, чтобы победить. Нельзя сражаться с тем, кто, как и ты ценит прекрасное, кто разделяет твои ценности, взгляды, устремления, с такими можно только дружить и вести совместные дела. Враг должен быть твоей полной противоположностью иначе ты его не победишь.
И самое смешное в этой ситуации перманентной
И вот смотрю я на гоблинов и думаю, а если бы меня в пещерах нашли не орчата, а гоблинята – какими бы были мои мысли? Кого бы я считал хорошими парнями, а кого плохими? И я не уверен, что сейчас мое мнение об обстановке в этом мире не было кардинально противоположным.
– Прима, а этот ритуал поводят только гоблинские шаманы? – спросил я.
– У гоблинов нет шаманов, - ответила Прима, - гоблинские маги зовут себя колдунами. У них очень необычная по сравнению со всеми остальными расами магическая практика. Я понимаю суть вашего вопроса. Для победы недостаточно убить гоблинских магов, чтобы не дать им возможность проводить ритуал трансформации. При смерти колдуна его магический дар перепрыгивает на ближайшего гоблина. И при этом перепрыгивании колдун постепенно подчиняет себе тело нового носителя, и он становится все тем же колдуном. Таким образом некоторые их колдуны живут уже более тысячи лет, больше некоторых эльфов.
– И как при таких исходных гоблины до сих пор еще всех не победили? – спросил я.
– Противников слишком много, - ответила Прима, - пока. Если не будет очередного открытия этого мира для миграции, то рано или поздно гоблины всех изведут под корень.
– Да, весело тут, ничего не скажешь, - глубокомысленно изрек я, - ну хорошо, если гоблины местные, у них такие продвинутые магические возможности, так почему же они такие, как бы это поточнее выразиться, дикие что-ли? Где достижения науки, культуры, искусства?
– А зачем обществу в состоянии перманентной войны со всем миром достижения науки, культуры и искусства? – вопросом на вопрос ответила Прима, - в таких войнах наоборот обычно побеждают наименее культурные и морально развитые. Тяга к прекрасному заставляет искать в противнике схожие черты, попытаться его понять и как следствие начинаешь видеть в нем себе подобного и если не совсем такого же как ты, эльф как бы не смотрел на гоблина эльфа не увидит, то достойного обращения по принципу - относись к другим так, как хочешь, чтобы они относились к тебе. Вот только низкокультурные народы рассматривают такое отношение как слабость. Они просто не доросли до понимания и принятия этих ценностей.
– И что же делать? – спросил я, - не опускаться же в развитии?
– А тут у каждого народа свой путь, - ответила Прима, - хочешь жить, умей вертеться.
– Очень жизнеутверждающий принцип, - хмыкнул я.
Орки продолжили наблюдать за гоблинами. Я ничего в этой ситуации предпринять не мог, поэтому вернулся к своим проблемам. А у меня их целых одна. Развитие – вот моя проблема. Хотя пока конечной цели его я не вижу, но больше ничем занять я себя не могу. С дрожью на несуществующем теле я вспоминаю то время, когда я ничем себя занять не мог. Больше я такого испытать не хочу. Поэтому пока есть чем заняться я буду этим заниматься и пусть это пока не приносит никакого практического результата, хотя вот пространственный карман стал больше почти наполовину от исходного размера.