Фантастика— о чем она?
Шрифт:
Герой-личность появляется в фантастике тогда, когда социальные проблемы, встающие перед ним, приобретают отчетливо выраженный этический характер. Анализируя причины поражения, Хоггарт опирается на свою, сугубо индивидуальную этику, созданную им для себя, в расчете на свою личность: «Мои принципы непригодны для всеобщего употребления, но я вовсе и не считаю, что обязан найти этическую панацею для всего человечества». Абстрактной, не наполненной конкретным личностным содержанием этической концепции вряд ли есть место в художественном произведении, поэтому фантастике, самим ходом своего развития приблизившейся вплотную к этическим аспектам НТР, герой-личность стал насущно необходим. Не удивительно, что появился он у Станислава Лема, одного из талантливейших современных фантастов, художника, не эксплуатирующего уже найденное, открывающего
Есть, впрочем, один момент, сближающий эти две повести. Обе они — о поражениях. И обе на первый взгляд отличаются от большинства произведений современной социальной фантастики с их оптимистическими финалами, преисполненными надежды на то, что человек и человечество преодолеют кризисные ситуации, возникающие в ходе НТР, что социальные проблемы будут решены так же успешно, как научные и технические. Оптимизм современной НФ представляет собой одну из важнейших ее мировоззренческих черт; думаю, в нем — одна из причин популярности фантастики. Чаще всего в финале нас ожидает победа героя, которому мы сочувствуем, или по крайней мере надежда на победу, вера в нее.
Однако было бы преждевременным упрекать авторов «Пикника на обочине» и «Голоса Неба» в пессимизме. В сущности, фантастические ситуации, созданные Стругацкими и Лемом, ставят перед их героями задачу найти ту самую «этическую панацею для всего человечества», от поисков которой отказывается профессор Хоггарт. Задачу, разумеется, неразрешимую не только для них, но и для общества, в котором они живут. Важно тут другое — нравственное и интеллектуальное бесстрашие человека, идущего навстречу этой неразрешимой задаче и делающего все лично от него зависящее, чтобы когда-нибудь она была разрешена. Важна уверенность Хоггарта в том, что Отправители наделены социально-этической мудростью, что этические проблемы, над которыми бьется человечество, могут быть разрешены и уже разрешены какой-то инопланетной цивилизацией. Важно то, что наивно-эгоистичный Рэд Шухарт вдруг понимает: его счастье каким-то еще неизвестным ему образом зависит от счастья других, всех живущих на Земле, и мучительно пытается отыскать эту ускользающую от него формулу всеобщего счастья, вместо того чтобы урвать для себя кусок пожирнее с помощью всемогущего Золотого Шара.
Фантасты философствуют, смеются, обличают
Очерчивая, как мы видели, совсем по-разному контуры будущего мира, писатели-фантасты используют многообразные способы познания жизни. Выше речь шла о романе-предупреждении, об утопическом романе. Вместе с ними все увереннее ныне развивается философско-сатирическая фантастика. Дух Вольтера и Свифта оживает в «Звездных дневниках Ийона Тихого» и «Кибериаде» Лема, в Произведениях американских писателей, цикле рассказов Генри Каттнера о Хогбенах и памфлете Р. Уормсера «Пан Сатирус», в романе братьев Стругацких «Понедельник начинается в субботу», в рассказах И. Варшавского и К. Булычева. Можно сказать, что НФ дала новую жизнь философской сатире; ведь для последней необходим именно «взгляд со стороны», возможность взглянуть на человека и человечество с необычной, остраненной точки зрения вольтеровского Микромегаса или свифтовских гуигнгнмов. Однако во времена Свифта и Вольтера на Земле было место и лиллипутам и великанам, а обитателя Юпитера или Сатурна можно было просто придумать, вымыслить. Сегодня Земля исследована, исхожена вдоль и поперек. а юпитерианин нуждается хотя бы в самом приблизительном научном комментарии. В сущности, и «Солярис» Лема — это трагическая вариация на тему Микромегаса, разумного существа, неизмеримо более могущественного, чем земляне. И контакт Океана Соляриса с обитателями исследовательской станции можно уподобить встрече Микромегаса с людьми; несмотря на весь трагизм ситуации, ироническая нота в ней различима: ведь Океан посылает людям то, что они, как ему кажется, больше всего хотят.
Но такой сложный литературно-психологический комплекс, как трагическая ирония, в НФ редкость, «Солярис» стоит особняком. Как правило, фантастическое допущение используется в тех же целях, что и у Свифта и Вольтера, — для проповеди доброты,
Сходство приемов современной фантастики и философской сатиры прошлого обнаруживается без труда. Но гораздо важнее опять-таки единство их цели. Ведь и наше время можно назвать так же, как назвали время Свифта и Вольтера, — веком Просвещения; качественно изменились представления человека о мире, возросли технические возможности. И снова человечество ощутило необходимость обращения к простым истинам, без которых, однако, не так-то легко восстановить чувство соизмеримости человека с этим расширившимся миром, чувство равновесия, которое в условиях буржуазной системы постоянно искажается, ибо технический прогресс не подкрепляется там прогрессом социальным.
И сколь бы справедлива ни была мысль о том, что произведения многих западных фантастов социально, так сказать, недостаточны, мы не можем не отдать должного их упорной вере в силу человеческого разума. Пожалуй, символы этой веры в рамках философской фантастики представлены наиболее резко. Та же общая идея выражена в многочисленной группе произведений, в которых НФ обнаруживает свою игровую природу. Гротеск, парадокс, травести, все оттенки юмора все более распространяются в современной фантастике. В рассказе Генри Каттнера «Робот-зазнайка» гениальный изобретатель создает робота, едва ли не более гениального, чем он сам… для открывания банок с пивом. Фантастическое допущение представляет немалые возможности для игровых решений; возможностями этими пользуются все охотнее. И, пожалуй, чаще всего в произведениях, посвященных контакту с внеземными цивилизациями.
Цикл рассказов Кирилла Булычева «Пришельцы в Гусляре» весьма характерен для такого рода НФ.
В игровой фантастике звездолеты, необыкновенные планеты и удивительные пришельцы — все, что стало необходимым, но часто банальным антуражем НФ, используется как своего рода «правила игры». Так обстоит дело и у Булычева.
Контакты с гостями из космоса весьма парадоксальны. Так начинается все с… банки белил: корабль пришельцев при неудачной посадке повредил шоссе, пришельцы приводят его в порядок, а белила им нужны, чтобы покрасить оградительные столбики (рассказ «Связи личного характера»). Белила приносит заведующий местной стройконторой Корнелий Удалов, и они же служат ему самым веским подтверждением того, что он действительно встретил инопланетных братьев по разуму; когда у него требуют доказательств, он возмущенно отвечает: «Ну, знаете! А банка эта, которая на виду у вас посредине двора стоит? Из-под белил. Сегодня же брал на складе. За наличный расчет. Зачем мне белила? Зачем мне, спрашиваю, белила? Вы же в курсе, что состою на руководящей работе.
— Правильно говорит, — сказал Василь Васильевич. — Зачем ему про белила было врать?»
К тому же Корнелию Удалову (рассказ «Надо помочь») очередной пришелец является с просьбой: «Удалов, надо помочь». На планете пришельца гибнут некие таинственные «крупики», играющие важнейшую роль в экономике, и спасти их может только герань, которую гость из космоса безуспешно пытался раздобыть у одной вредной гуслярской старушки. Удалов в проливной дождь идет к старушке, стойко выносит удар скалкой по голове и платит за герань несусветную цену — двенадцать рублей. Он бы отдал и больше, но больше у него с собой нет; кроме того, он обещает помочь старушке стройматериалами, «если в пределах законности». Благодарный пришелец говорит, что на его планете Удалову будет воздвигнут памятник: «Вы идете сквозь дождь и бурю, а в руке у вас красный цветок».
Сюжет этот можно было бы изложить в совсем ином ключе — драматическом, даже героическом, стоит только заменить осеннюю слякоть более серьезными препятствиями, а заурядную герань каким-либо веществом, получить которое невероятно трудно. И памятник земному человеку на далекой планете достойно завершил бы рассказ о межпланетном сотрудничестве. Однако в ироническом «снижении» сюжета есть свой художественный смысл, отчетливо проявляющийся как раз на фоне произведений, где аналогичные ситуации трактованы вполне серьезно.