Фантомас и пустой гроб

Аллен Марсель

Его взгляд смущал девушку все больше и больше. Нарушая все правила профессиональной этики, она упала в кресло и залилась слезами:

— Ах, сударь! Ваша тетушка умерла по моей вине!.. Ах, если бы вы знали… Я в отчаянии… Но я хотела сделать как лучше!

И, рыдая, она рассказала ему все. От слез комната плыла у нее перед глазами. Временами ей казалось, что она теряет сознание…

Жермена пришла в себя, чувствуя, что ее сжимают крепкие мужские руки и черный ус щекочет ей шею. Или это только снилось? Вдруг она почувствовала, как страстный поцелуй обжег ей губы.

Возмущенная, Жермена резким движением освободилась из объятий перуанца.

— Сударь! — воскликнула они, — Что вы себе позволяете?

Но ей ответил голос, исполненный нежности и страсти:

— Я вас люблю… О, восхитительная, божественная!..

И растерянная Жермена увидела, что Педро Коралес стоит на коленях у ее ног…

2. ФИНАНСИСТ МИНИАС

Ноябрьский день был серым и беспросветным, как это бывает поздней осенью. С утра шел проливной дождь, затем он прекратился, но ему на смену пришел густой туман, накрывший Париж траурным покрывалом. В домах, окружавших площадь Биржи, спозаранку зажгли газовое освещение. На улицах газовые фонари горели мигающим светом, в то время как электрические лампадеры, окруженные туманным ореолом, излучали ровное сияние. Голубоватый электрический свет отражался в лужах и придавал всем предметам фантастическое обличье.

Несмотря на туман, уличное движение было весьма оживленным. По улице Четвертого сентября в направлении Больших бульваров катился целый поток роскошных экипажей и рычащих автомобилей, в котором с трудом прокладывали себе путь большие автобусы, похожие на мастодонтов. Спасаясь от потоков разбрызгиваемой колесами воды, пешеходы жались к стенам и подъездам домов.

Вокруг Биржи толпа людей сгущалась и чувствовалось нервное напряжение, которое, казалось, излучают сами стены гигантского здания, внутри которого бушевали страсти и свирепствовала самая заразная болезнь нашего времени — золотая лихорадка… Под сводами огромного зала стоял гул от сотен голосов, сливавшихся в какой-то непрерывный, чудовищный, надсадный вопль обезумевшего чудовища. Множество фигур биржевых маклеров, торговых агентов, мелких жучков и крупных воротил сновали во всех направлениях, размахивали руками, кричали, что-то наспех записывали в своих записных книжках.

В этот день на Бирже назревала гроза. Стало известно о странном заказе на пушки, который был размещен на французских заводах представителями иностранной державы. Это известие тут же обросло целым клубком комментариев, сплетен, предположений. Сердце Биржи забилось лихорадочно и неровно. Группы дельцов собирались, шушукались и вновь разбегались в разные стороны.

— Это война! — говорили одни. — Я продаю свои акции золотых приисков!

— А я продаю медные рудники!

— Скажите, а что делает Ротшильд?

Биржевая мелюзга старалась узнать намерения крупных спекулянтов. Что надлежало делать? Покупать или продавать? Играть на повышение или на понижение? Неизвестно откуда распространилась информация, что надо продавать.

— Знаем мы эти трюки, — говорили скептики. — Завтра произойдет повышение на два пункта, и

те, кто сегодня продают, завтра окажутся в дураках.

Тем не менее, котировки шли вниз. Слабонервные кинулись продавать. Более опытные спускали акции мелкими партиями, готовые в любой момент перейти к игре на повышение.

И действительно, за час до закрытия Биржи произошел резкий поворот. Биржевая конъюнктура изменилась. Прошел слух, что крупные банки, объединившись, целыми пакетами скупают обесценившиеся акции. Те, кто продавал, в свою очередь кинулись покупать, но было уже поздно. Курс акций резко пошел вверх. Целые состояния оказались развеянными в прах.

Среди всеобщей суеты человек лет сорока, одетый со скромной элегантностью профессионального финансиста, улыбался, стоя у одной из колонн. На его лице читалось удовлетворение от удачно проведенной операции.

— Просто поразительно, — ворчал он себе под нос, — сколько дураков поддаются каждый раз на одну и ту же комбинацию! В этом проклятом вертепе никогда нельзя быть уверенным, богат ты или беден.

— Вы большой скептик, Миниас, — сказал какой-то человек, стоявший тут же рядом и что-то записывавший в свою книжку.

Элегантный финансист, чьи лицо и фамилия указывали на греческое происхождение, повернулся к своему соседу:

— Ах, это вы, Жорж! Как ваши дела?

— Как нельзя лучше! Но я слышал ваше рассуждение, оно меня позабавило!

— Вот как! Стало быть, вы выиграли?

Человек, которого Миниас фамильярно называл Жоржем, неопределенно улыбнулся:

— Я не выиграл. И не проиграл.

— Как так?

— Я вообще не играл.

— Это вы-то не играли? — поразился Миниас. — Не может быть! Но почему?

— У меня были для этого веские основания.

Молодой человек по имени Жорж закрыл свою книжку, положил ее в карман и добавил:

— Причина очень простая; у меня нет ни гроша за душой, я полностью разорен. Прощайте!

И, не дав собеседнику опомниться, он исчез в толпе. Впрочем, Миниас недолго пребывал в растерянности. Он покачал головой и пожал плечами, что должно было означать на языке биржевиков: «Ну что ж, тем хуже для него: вот и еще один неудачник, который сегодня вечером пустит себе пулю в лоб».

Финансист накинул на плечи плащ, который до этого висел у него переброшенный через руку, заломил цилиндр назад, как того требовала мода, и направился к выходу, помахивая тросточкой с золотым кольцом, обтянутой крокодиловой кожей, и сверкая моноклем и черепаховой оправе, вставленным в правый глаз. На пороге он обернулся и окинул зал Биржи пронзительным и волевым взором.

— Здесь можно поработать, и еще как! — пробормотал он себе под нос. — Эх, дураки, дураки!..

Финансист не успел сделать и нескольких шагов по улице, как услышал, что кто-то окликает его по имени. Миниас остановился и пожал руку подошедшему к нему высокому человеку с черной шевелюрой и смуглым цветом лица. Это был хорошо ему известный богатейший биржевой игрок, перуанец по национальности.

— Каков ваш сегодняшний результат, Луиджи? — спросил Миниас.

— Пятьсот тысяч франков.